К
моменту революции 1917 г. в России проживало около 6 млн. евреев,
то есть в то время самая большая еврейская группа в пределах одного
государства и в то же время около половины еврейского народа. Это
обстоятельство сыграло и играет до сих пор громадную роль в истории
России.
Главная
масса евреев в России жила в XIX в. в так называемой «черте оседлости»,
то есть в областях, отошедших к России в результате «разделов Польши»,
где они жили уже несколько веков. К этим землям было добавлено еще
15 губерний России (по теперешним разделениям, Белоруссии, Украины,
Молдавии, России), как говорит Шульгин: земли, «по своим размерам
превосходившие любое европейское государство». Вне «черты оседлости»
имели право жить лишь некоторые евреи (точнее, лица иудейского вероисповедания):
с высшим образованием, купцы I гильдии и т.д. Иногда эти права расширялись
(включая, например, и тех, кто у них работал), иногда восстанавливались
в первоначальном объеме.
Основная
часть еврейского населения России была организована в религиозные
общины (кагалы), находившиеся под жестким руководством богатой верхушки
и раввинов. Их тип жизни в основном, соответствовал укладу средневековых
еврейских общин. Он был описан Брафманом (крещеным евреем) в «Книге
Кагала». Долгое время эта книга считалась в либеральном лагере —
«антисемитской клеветой». Но ее положения очень близки тем, которые
описывает, например, Шахак, говоря о «тоталитарном укладе» еврейских
средневековых общин (а большинство евреев России вплоть до XIX в.
жили в средневековой традиции). Так что, скорее всего, сообщаемые
в книге факты соответствуют действительности. Мы описали этот тип
жизни, какой вырисовывается по книге Брафмана и высказываниям Шахака,
в гл. 4.
Политика
русского правительства по отношению к евреям России была в XIX в.
непоследовательна, в ней сменялись противоположные принципы. То
правительство пыталось опереться на кагалы и их администрацию (в
духе «поддержки народной традиции»), то старалось привить евреям
стиль жизни остальной страны (в духе «насаждения просвещения»).
Как
и в других странах, в XIX в. и начале XX в. влияние евреев на жизнь
России осуществлялось, прежде всего, через их роль в экономике,
в основном в финансах.
Об
экономическом положении евреев в «черте оседлости», мне кажется,
объективное представление может дать книга А. П. Субботина «В черте
еврейской оседлости». С одной стороны, она написана с либеральных
позиций, ставит себе цель, как говорит автор, опровергнуть утверждения,
что евреи эксплуатируют остальное население, живут богаче его. С
другой стороны, она содержит множество конкретных фактов. Так, автор
сообщает: в Минской губ. среди купцов I и II гильдии евреи составляли
в 1876 г. — 90 %, в 1880 г. — 98 %, в 1884 г. — 83 %, в 1886 г.
— 88 % (книга издана в 1988г.). Среди всех купцов — 87,8 %. Среди
хозяев питейных заведений — 95 %. Из 1297 табачных лавок не принадлежат
евреям 4. В обороте купеческой торговли они занимают 91 %.
В
Виленской губернии евреи в населении составляют 15 %. Среди купцов
— 81 %. За 25 лет число еврейских купцов увеличилось на 13 %, а
нееврейских — уменьшилось на 46 %.
В
Ковенской губернии доля евреев в населении — 20 %, среди купцов
I и II гильдии — 81,3 %. Среди хозяев питейных заведений — 75 %.
Их доля в крупном обороте всей купеческой торговли — 95,5 %. В Волынской
губернии евреи составляют приблизительно 1/7
часть населения. Среди купцов их — 91 %, их доля в торговом обороте
— 74 %. Доля в табачной торговле — 94 %.
В
Киеве евреи составляют 10 % населения. Среди купцов I и II гильдии
— 43 %, их доля в общем торговом обороте — 45 %. Из 259 оптовых
винных складов принадлежат не евреям 12. Из 5134 питейных заведений
евреям принадлежит 5004, т.е. 97 %.
С
другой стороны, в своих статьях о «еврейском вопросе» Достоевский
пишет:
«Наши
оппоненты указывают, что евреи бедны, повсеместно даже бедны,
а в России особенно, что только самая верхушка евреев богата,
банкиры и цари бирж, а из остальных чуть ли не девять десятых
их — буквально нищие, мечутся из-за куска хлеба, предлагают
куртаж, ищут где бы урвать копейку на хлеб. Да, это, кажется,
правда, но что же это обозначает... зато верхушка евреев воцаряется
над человечеством все сильнее и тверже и стремится дать человечеству
свой облик и свою суть».
Эту
же мысль подтверждает Зомбарт примером Германии, где, какой говорит,
евреи, пока не добились богатства, как правило живут беднее окружающего
христианского населения, так как большую часть имеющихся у них капиталов
пускают в оборот, оставляя себе меньше на удовлетворение более непосредственных
потребностей.
Но
крупные еврейские банкиры и «цари бирж» (как их назвал Достоевский)
не были ограничены «чертой оседлости» и оказывали значительное влияние
на жизнь всей России.
Как
и повсюду, еврейское влияние в России было особенно сильно в банковском
деле. Еще в XIX в. на юге были влиятельные банки Рафаловича и Ефрусса,
в Варшаве — Френкеля. Витте пишет, что министр Вышнеградский был
«как бы поверенным Блиоха в Петербурге». Многие сферы жизни охватывал
банкирский дом «Е.И. Гинцбург». В 1869 г. он участвовал в создании
Петербургского учетно-ссудного банка (директор-бухгалтер Гинцбурга
А.И. Зак). В биографии, написанной Слиозбергом, говорится, что дом
Гинцбурга «находился в тесных дружеских отношениях с банками Варбурга
(Гамбург), Мендельсона и Блейхредера (Берлин)... Гинцбургбыл в родстве
с банкирами Варбургом, Гиршем, Герцфельдом (Будапешт), Ашкенази
(Одесса), Розенбергом (Киев), Бродским (Киев). Гинцбург получил
в 1879 г. разрешение на занятие золотопромышленным делом в Сибири
и основал предприятия в Забайкалье и Якутии. Центром его деятельности
было «Ленское товарищество», к которому был привлечен дом «Э.М.
Мейер», а с 1880 г. Рафалович и Ефрусси. В 1896 г. основано а/о
«Ленское золотопромышленное товарищество» с участием Гинца и Мейера.
С1906 г. в нем стал участвовать английский капитал через брокерскую
фирму «Л. Гирш и К°». В 1908 г. было основано общество «Лена Голд-филдс»
с директорами Гинцбургом, Бояновским, Мейером, Шампаннером. Именно
на Ленских предприятиях Гинцбурга, как протест против тяжелых условий
работы, начались рабочие волнения, усмиренные в 1912 г. расстрелом
(«Ленский расстрел»).
Гинцбурги
образовали мощный клан, несколько поколений игравший руководящую
роль в финансах (и всей экономике) России. Другим таким кланом были
Поляковы. Основатель клана Самуил Поляков разбогател на железнодорожном
строительстве, субсидировавшемся (на льготных условиях) казной (для
строительства Харьковско-Азовской железной дороги Поляков получил
кредит в 8 млн. руб.). Его сыновья Яков и Лазарь были уже крупнейшими
банкирами: учредителями Донского земельного и Петербургско-Азовского
банков. В руках семьи Поляковых находилось «Торгово-промышленное
и ссудное общество в Персии». Его директорами были: Друри, Рафалович,
Стефаница, Ландау, Рубинштейн. Лазарь Поляков был председателем
Петербургско-Московского, учредителем и фактическим распорядителем
Московского Международного торгового, Ярославско-Костромского, Южнорусского
промышленного и других банков. Яков Поляков вел операции на юге
через Азовско-донской, а в столице — через Петербургско-Азовский
банк.
В
Одессе в 1910 г. был учрежден банк «A.M.Бродский», а в 1911 г. — Одесский купеческий
банке капиталом в 3 млн. руб., учредителем которого был Л.А. Бродский,
представлявший банк «A.M. Бродский».
В
воспоминаниях одного банковского работника, опубликованных в 1915
г. в журнале «Еврейская старина» (т. 8) говорится: «В выходцах из
черты оседлости происходила полная метаморфоза: откупщик превращался
в банкира, подрядчик — в предпринимателя высокого полета (...);
образовалась фаланга биржевых маклеров, производивших колоссальные
воздушные обороты. В Петербурге появилось новое культурное ядро
еврейского населения: возникла новая, упорядоченная община взамен
прежней».
Весомая
роль еврейского капитала сказывалась, прежде всего, в его влиянии
на дореволюционную прессу. Так, официальным органом Конституционно-демократической
партии была ежедневная газета «Речь». Редактором ее был Милюков,
соредактором — И.В. Гессен. Тыркова-Вильямс в воспоминаниях пишет,
что Гессен, вместе с А.И. Каминкой достал для газеты деньги от Азовско-Донского
банка, где директором был другой Каминка. Главным пайщиком в газете
был Ю.Б. Бак, разбогатевший на железнодорожных поставках. Последний
заключил соглашение с торговым домом «Л. и Э. Метцель и К°», дававшее
этому дому право объявлений в «Речи». Другое, «народное», издание
той же партии, газета «Современное слово» публиковало те же материалы,
было дешевле и имело больший тираж. Оно одновременно служило финансовой
поддержкой «Речи», его финансировал банкир Г.Д. Лесин совместно
(что очень характерно) с П.П. Рябушинским. Ее фактическим издателем
был тот же Ю.Б. Бак, а официальным — И.М. Ганфман, а также В.А.
Поляков, совладелец вышеназванного дома «Л. и Э. Метцель и К°» и
его жена Ф.Н. Полякова.
Историк-марксист
М.Н. Покровский рассказывает:
«Я
знаю, что еще в 1907 году кадетская газета «Новь» в Москве субсидировалась
некоторого рода синдикатом крупной еврейской буржуазии, которая
больше всего заботилась о национальной стороне дела и, находя,
что газета недостаточно защищает евреев, приходила к нашему
большевистскому публицисту М.Г. Лунцу (псевдоним — М. Григорьевский)
и предлагала ему стать редактором газеты. Он был крайне изумлен,
говорит: как же — ведь ваша газета кадетская, а я большевик.
Ему говорят: это все равно. Мы думаем, что ваше отношение к
национальному вопросу более четкое. Таким образом, кадетская
газета была фактически на жалованье еврейского буржуазного синдиката,
который, как видите, к кадетской программе был довольно равнодушен».
Существовала
группа газет, рассчитанных на малообразованные городские слои. Типичный
пример — газета «Копейка». Ее не раз обвиняли в «беспринципности»
и «безыдейности», ходил анекдот, что ее политическая позиция выражается
словами: «Торгуем, батюшка». Ее выпускало издательство «Копейка»,
основанное в 1897 г. М.Б. Городецким, А.Э. Коганом и Б.А. Катловкером.
Оно же издавало ряд газет такого же типа: «Журнал-копейка», «Листок-копейка»,
«Петербургская газета — копейка» и другие. Это была самая многотиражная
пресса России. За кулисами ее стояли М.М. Гаккебуш-Горелов и Б.А.
Катловкер.
Кроме
того, был тип изданий, заявлявших о себе как независимые. Владельцем
«Биржевых ведомостей» был С.М. Проппер, плохо владевший русским
языком, приехавший без средств в Россию, но потом ставший гласным
Городской думы в Петербурге и коммерции советником. Газета «День»,
имевшая слегка социалистический оттенок, основывалась при поддержке
Г.Д. Лесина. Газету «Россия» финансировал М.О. Альберт. Она издавалась
менее трех лет и была закрыта властями за нашумевший фельетон A.M.
Амфитеатрова «Семья Обмановых» — под этим именем поносившего царствующий
дом. На издании Альберт лично потерял 200 тыс. рублей.
Особое
место в русской прессе занимало «Новое Время», благодаря его «антилиберальной»
направленности. В частности, там регулярно печатались «Письма ближним»
М.О. Меньшикова, чрезвычайно враждебные к евреям (за что он и был
расстрелян в 1918 г.).
Ее
издателем был А.С. Суворин, начиная с 1876 г. Но после его смерти
паи в товариществе, руководившем газетой, перешли в руки еврейских
финансистов. Об этом подробно рассказывает секретарь Распутина —Симанович,
малодостоверный источник, но сам факт подтверждается мемуарами многих
деятелей того времени. В частности, этот вопрос обсуждается в книге
Т. Аронсона «Россия накануне революции».
В
Государственной думе был известен случай, когда во время обсуждения
какого-то вопроса, касавшегося черты оседлости, Пуришкевич, указав
на «ложу прессы», воскликнул: — «да вот она, черта оседлости!» —
и весь зал покатился со смеху. Мне об этом рассказывало несколько
человек старшего поколения. В то время публиковались длинные списки
еврейских корреспондентов русских газет, аккредитованных при Государственной
думе. О масштабах еврейского участия по этим спискам судить трудно,
так как в них приводятся только имена еврейских журналистов. Но
какое-то особенное впечатление производят такие сочетания, как газета
«Русь» (представлена Абилевичем Шльома Менделевичем и Стембо Авраамом
Лазаревичем), «Русский голос» (представлен Столкиндом Абрамом Янкелевичем)
и так в большом числе случаев. Видимо, имея в виду подобные разговоры,
Тыркова-Вильямс в воспоминаниях говорит, что среди журналистов,
аккредитованных при I Гос. Думе, она знала нескольких русских: она
запомнила Аркадакского («Русские ведомости»), Скворцова («Колокол»)
и Пиленко («Новое Время»).
В
заключение был еще один фактор, от которого тогда, как и теперь,
зависела финансовая поддержка прессы — размещение объявлений. Крупнейшей
конторой объявлений в России был торговый дом «Л. и Э. Метцель и
К°», учрежденный в 1878 г. К 1914 г. он сконцентрировал в своих
руках более половины всех публикационных контор в городах России
и за границей. В начале XX в. делами «Л. и Э. Метцель и К°» заправляли
В.А. Поляков (директор-распорядитель фирмы) и член правления Азово-Донского
банка Э.П. Эпштейн. Правые источники оценивал и положение так: «получить
от этой фирмы объявления может лишь орган «прогрессивного» направления,
и притом строго держащийся подобной окраски... Обороты фирмы, где
вершителями являются г.г. Поляков и Эпштейн, превышают уже 10 млн.
рублей». Например, правая газета «Русское чтение» заключила соглашение
с торговым домом «Л. и Э. Метцель и К°», по которому должна была
получать от этого дома 30 тыс. руб. в год, однако менее чем через
год соглашение было расторгнуто. Но с кадетскими газетами «Речь»
и «Русские ведомости» этот же дом имел постоянные соглашения и обеспечивал
большую часть их доходов. Так, фирма гарантировала газете «Речь»
330 руб. за каждый номер, но лишь при условии, что газета не изменит
своего направления и состав сотрудников останется тем же. В 1912
г. было заключено новое соглашение, по которому фирма гарантировала
газете доход: в 1912 г. — 155 тыс. руб. в 1913г. — 170 тыс. руб.,
в 1914 г. — 185 тыс. руб. При этом «прогрессивная» пресса травила
правую, укоряя ее за гораздо меньшие субсидии, получавшиеся иногда
от правительства и прочно приклеила к ней ярлык «рептильной».
Впрочем,
правительственные субсидии были явно недостаточны, чтобы привлечь
в «правую прессу» квалифицированных журналистов или хотя бы бойкие
перья. Те номера «Земщины» или «Русского знамени», которые мне довелось
видеть, производят впечатление очень низкого уровня. Главным врагом
в них предстает «жид», причем все рассматривается на самом низком,
примитивном уровне: «в Москве много еврейских аптек» и т.д. Я, по
крайней мере, не увидел попыток осмысления уже очевидной трагической
ситуации России. (За исключением того, когда в «Знамени» публиковался
Розанов, статьи которого примитивными никакие назовешь).
Достоевский,
который никогда не лавировал и с предельной резкостью говорил то,
что думал, писал:
«Вы
вот жалуетесь на жидов в Черниговской губернии, а у нас здесь
в литературе уже множество изданий, газет и журналов издается
на жидовские деньги жидами (которых прибывает в литературу все
больше и больше), и только редакторы, нанятые жидами, подписывают
газету ил и журнал русским именем — вот и все в них русского.
Я думаю, что это только еще начало, но что жиды захватят гораздо
еще больший круг действия в литературе, а уж до жизни, до явлений
текущей жизни я не касаюсь — жид распространяется с ужасающей
быстротою».
Письмо
написано 28 февраля 1878 г. Если убрать слово «жид», ставшее теперь
бранным, то получится эмоциональное описание той же тенденции, на
которую указывают сухие факты. Конечно, чуткий, глубокий мыслитель
ощущал складывающуюся тенденцию на десятилетия вперед. Но это и
есть особенность великих умов; а сосчитать национальный состав директоров
банков или издателей газет — и каждый из нас может.
Уже
в XX в. Розанов формулировал жестче:
«Вся
литература (теперь) «захватана» евреями. Им мало кошелька: они
пришли «по душу русскую»...»
2.
Противостояние
В
чем же выражалось влияние еврейского капитала на русскую прессу?
Тут естественно сопоставить два факта: 1) Подавляющая часть прессы
была «оппозиционной» («Новое Время» и несколько правых газет принадлежали
к небольшому числу исключений). Собственно, понятие «прогрессивности»
и включало в себя «оппозиционность», то есть враждебность существовавшему
тогда в России укладу, как в его принципах, так и в большинстве
частных проявлений. 2) Непрерывно раздавались протесты евреев против
их положения в России. Эти яростные протесты исходили далеко не
только от евреев в России — они были слышны по всему миру. Достаточно
привести один пример: финансовые отношения русского правительства
с иностранными банками почти всегда сопровождались призывами или
требованиями, обращенными к русскому правительству, изменить существующее
положение евреев в России. В ряде случаев еврейские банкиры отказывались
от выгодных для них соглашений в знак протеста против положения
евреев в России. Ряд сообщений русских агентов приведен, например,
в журнале «Красный Архив». Когда в 1905 г. Витте вел в Америке переговоры
о заключении мирного договора с Японией, его посетила, как он говорит
в воспоминаниях, — «делегация еврейских тузов» во главе с Я. Шифом
(«главой еврейского финансового мира в Америке») и потребовала изменения
положения евреев в России. В случае отказа Шиф грозил революцией.
Подобных протестов и требований было столь много, что их можно считать
выражением точки зрения, разделявшейся подавляющей частью евреев
мира — и особенно России. Шире того, эта точка зрения утвердилась
в «общественном мнении» всего мира. И до сих пор среднеобразованный
человек в любой стране мира скажет, что евреи в дореволюционной
России были «угнетены».
Каковы
же были основные факторы тогдашней жизни, вызывавшие эти яростные
протесты? Прежде всего юридически неравноправное положение евреев
в России — протесты формулировались как требования «равноправия».
Основных ограничений для лиц иудейского вероисповедания было два:
запрет проживания вне «черты оседлости» (кроме указанных выше исключений)
и «процентная норма». Последняя мера заключалась в том, что была
предписана доля еврейских учащихся в казенных гимназиях и в университетах.
Эта
доля исходила из предположения, что пропорция евреев в казенных
учебных заведениях не должна сильно превосходить их пропорции в
населении России. При министре просвещения Делянове в 1887 г. она
была определена для гимназий и высших учебных заведений в черте
оседлости — 10 %, вне ее — 5 %, в столицах (Москве и Петербурге)
— 3 %. В 1888 г. Делянов в значительной мере лишил силы эти меры,
разрешив принимать «наиболее достойных» без ограничений, причем
к числу последних причислялись все, средний балл которых был не
ниже 3,5. Прежние правила были восстановлены министром Боголеповым,
который был убит террористом в 1899 г.
Кроме
этих двух основных ограничений существовали другие: запрет покупать
землю или селиться (заново) в сельских местностях, запрет быть государственными
чиновниками, офицерами в армии, была «процентная норма» для евреев-адвокатов
(«присяжных поверенных»). Во всех случаях под евреями подразумевались
лица иудейского вероисповедания.
По
поводу этих ограничений Шульгин замечает, что они не были проявлением
какого-то принципа, направленного исключительно против евреев. Социальная
структура России вообще не была основана на принципе юридического
равенства. Прежде всего, после освобождения крестьян для них — а
это была подавляющая часть населения — действовали свои законы:
волостные суды, законы, связанные с общиной, миром и т.д. Тем более
это ярко проявлялось при крепостном праве. Об этом пишет и Достоевский:
«Когда
еврей «терпел в свободном выборе местожительства», тогда двадцать
три миллиона «русской трудящейся массы» (в кавычках Достоевский
приводит выражения своего корреспондента) терпели от крепостного
права, что уж конечно было потяжелее «выбора местожительства».
И что же, пожалели их тогда евреи? Не думаю: в Западной окраине
России и на Юге вам на это ответят обстоятельно».
Но
очень жестоко были поражены в своих правах и старообрядцы: например,
их браки считались недействительными, дети — незаконнорожденными.
В Западной России такая же «процентная норма» существовала для поляков.
Многие нации находились просто в ином положении (нельзя однозначно
сказать — в лучшем или худшем), чем русские, — например, их не брали
в армию.
Это
лишь к концу XX в. многие влиятельные мыслители (например, фон Хайек)
стали обращать внимание на то, что закон лишь формализует принципы,
выработанные жизнью. За сто лет до того господствовало не допускающее
сомнений убеждение, что существуют некие абстрактные законы, по
отношению к которым все люди должны быть в равном положении и жизнь
должна быть подчинена этому принципу. В таком направлении менял
структуру русского общества и Столыпин. Он, в частности, предложил
Николаю II отменить все ограничения, касающиеся евреев, но тот отказал.
В отношении сложившегося положения евреев важную роль играет обстоятельство,
замеченное Достоевским:
«Я
уж то одно знаю, что наверно, нет в целом мире другого народа,
который бы столько жаловался на судьбу свою, поминутно, за каждым
шагом и словом своим, на свое принижение, на свое страдание,
на свое мученичество. Подумаешь, что не они царят в Европе,
не они управляют там биржами, хотя бы только, а, стало быть,
политикой, внутренними делами, нравственностью государств».
И
действительно, например, на Сионистских конгрессах можно было услышать
заявления вроде того, что евреи — «самый бедный народ в мире, не
исключая эскимосов». (Где же эскимосский Ротшильд? — И.Ш.)
Приведем
и взгляд с еврейской стороны. Ставший впоследствии одним из лидеров
сионизма и первым президентом государства Израиль Хаим Вейцман в
своих воспоминаниях рассказываете юности, проведенной в России (он
был родом из местечка Мотеле близ Пинска). Он пишет, что «процентная
норма» тогда состояла для евреев 10 % от общего числа учащихся,
что на вид было справедливо, т.к. в населении России евреи составляли
(тогда) 4 %. Но, говорит он, как всегда, в русских законах содержался
обман. Дело в том, что евреи были сконцентрированы в черте оседлости
и там — в городах и местечках, где часто составляли от 30 до 80
%. Кроме того, они обладали непреодолимым стремлением к образованию.
Но на вступительных экзаменах было сравнительно немного нееврейских
кандидатов, а евреев допускали лишь 10 % от этого небольшого числа.
Его книга, где он не раз с ненавистью говорит о России, ярко передает
негодование еврейского юноши. Но точку зрения русских властей ведь
тоже можно понять. Пусть в его родном местечке Мотеле евреи составляли
хоть и 80 % населения. Но ведь речь шла о государственных учебных
заведениях (на частные эти правила не распространялись). Почему
же образование, создаваемое на средства всего населения России,
не делить поровну? Почему бы еврейским богачам, вроде Бродского
или Полякова, не открывать еврейские школы, вместо того, чтобы давать
деньги революционным партиям и оппозиционной прессе? Оценка очень
сильно зависит от того, с чьей точки зрения смотреть.
Было
еще одно явление в тогдашней русской жизни, отталкивавшее евреев
в России, да и во всем мире, от русской государственности, государственной
власти, а часто и вообще от России. Это то, что называлось «погромы».
Само слово возникло вне всякого отношения к евреям и, например,
употреблялось в связи с «погромами помещичьих усадеб». Но постепенно
было переориентировано и теперь ассоциируется только с действиями,
направленными против евреев. Это так и осталось стандартным обвинением
против дореволюционной России: «Там были еврейские погромы». Хотя
в начале века, например, на сионистских конгрессах много говорили
и о «румынских погромах», и об «английских погромах» (особенно в
Уэльсе), но под конец, обвинение осталось на России.
Справедливо,
конечно, было бы оценивать все массовые проявления насилия одной
меркой: и направленные против помещиков, и против евреев, и армяно-азербайджанские
столкновения... Но те, в которых жертвами были евреи, в прессе (а
потом в сознании) были отражены особенно.
О
таких народных выступлениях пресса стала говорить с начала 1880-х
годов. Происходили они в деревнях, расположенных в пределах «черты
оседлости». Отклик на них занимает большое место в публицистике
Ивана Аксакова. Он пишет, что либеральная пресса единодушно характеризует
эти беспорядки как «избиение евреев». Но, говорит он, «именно избиения
и не было». Хотя крестьяне имели и топоры, и ломы, но число побитых
евреев не перевешивало русских. В 1881 г. крестьяне «громили» еврейское
имущество, часто с криками «это наша кровь». Грабежей почти не было.
Иногда крестьяне даже рвали попадавшиеся деньги. Аксаков относит
беспорядки исключительно за счет экономических причин: тяжелого
положения, в котором оказались крестьяне, да и многие помещики Юго-Западного
края. Согласно правилам кагальной организации право вести дела в
том или ином месте кагал с железной строгостью распределяет между
живущими там евреями. (Подробнее об этом сказано в гл. 4.) Поэтому
крестьянин или мелкий помещик не мог обратиться к другому перекупщику,
ростовщику... и обязан был принимать условия того, которого указал
кагал. Он приводит письмо одного помещика, подвергшегося херему
(проклятию) и полному бойкоту, от которого он спасся лишь обратившись
к высокому галицийскому раввину.
Беспорядки
усмирялись войсками. Как пишет Аксаков, во время беспорядков 1883
г. в Екатерининской губернии из еврейской толпы раздавались крики:
«Ну что, взяли? Вы из нас вы пустил и пух, а мы из вас — дух!» «Еврейская
Энциклопедия» тоже называет эти столкновения «избиениями». Она пишет,
что из повременных изданий большинство полагало, что они происходили
на экономической почве. (Впрочем, барон Гинцбург представил властям
записку неупоминаемого автора, где утверждается, что погромы были
организованы). Упоминается о двух человеческих жертвах среди евреев
и говорится: «Солдаты стреляли и убили несколько крестьян». О погромах
такого типа позже писал Розанов:
«Погром
— это конвульсия в ответ на муку. Паук сосет муху. Муха жужжит.
Крылья конвульсивно трепещут, — и задевают паука, рвут бессильно
и в одном месте паутину. Но уже ножки мухи захвачены в петельку.
И паук это знает. Крики на погромы — риторическая фигура страдания
того, кто господин положения». Видимо, такую же «бытовую» основу
имел знаменитый Кишиневский погром 1903 г. Первый день имел характер
обычных подобных беспорядков: было разгромлено несколько еврейских
лавок и домов. Но полиция произвела много арестов, и к вечеру беспорядки
утихли. Однако на следующий день волнения расширились. Начались
столкновения между группами евреев и христиан, вооруженных чем попало.
Полиции не удалось ликвидировать беспорядки (хотя попытки были).
Волнения приняли более агрессивный характер. Были разгромлены многие
сотни еврейских домов. Были человеческие жертвы: чаще всего называется
цифра в 45 убитых евреев и 4 христиан. Сейчас, это примерно число
жертв беспорядков на крупном футбольном матче. Но, например, Вейцман
пишет в воспоминаниях:
«Герцль
договорился о встрече в Санкт-Петербурге с фон Плеве, человеком,
руки которого были в крови тысяч еврейских жертв... и Герцль прибыл
в Россию, чтобы встретиться с Кишиневским мясником».
Были
вызваны войска, и к вечеру погром затих. Было произведено много
арестов, состоялись суды; признанные виновными в убийствах и погромах
были приговорены к каторге и другим наказаниям. Но в прессе (также
и иностранной) дальше обсуждался в основном другой вопрос: обвинение
русского правительства в организации погрома. А. Солженицын приводит
обзор публикаций по поводу Кишиневского погрома (более чем на 15
страницах), где во многих случаях видна бездоказательность подобных
обвинений. Но главный аргумент высказывает, мне кажется, Шульгин
(с ним соглашается и Солженицын). После Февральской революции все
царские архивы оказались в руках бывших врагов правительства, была
создана комиссия для вскрытия злодеяний царского режима (и специальная
комиссия по погромам со включением в нее видных еврейских представителей)
— и никаких документов, указывающих на организацию погрома властями,
опубликовано не было.
Но
пресса делала свое дело по всему миру (ср. и предшествующее высказывание
Вейцмана), и возможно, Плеве поплатился жизнью за созданный ею фантом.
Думаю, что тут никакие публикации фактов уже помочь не могут — созданный
миф является более прочной частью массового сознания, чем противоречащие
ему факты.
И
все же, эти насилия с 1880-х годов до начала XX в. не шли ни в какое
сравнение с жесточайшими столкновениями, которые сравнительно незадолго
до того происходили при Гайдаматчине, Богдане Хмельницком и т.д.
на тех же землях, когда они принадлежали Польше, когда казаками
вырезались целые еврейские селения (и усмирялись поляками подобными
же жестокостями: украинских повстанцев во множестве сажали на кол
и поджаривали на кострах).
Несколько
иной характер имели погромы времен революции 1905-1906 гг. Тут мы
уже встречаемся со столкновениями с обеих сторон организованных
групп, часто вооруженных огнестрельным оружием. Правдоподобный взгляд
на эти столкновения предлагает Шульгин, бывший свидетелем некоторых
из них. Он считает, что то, что называлось «еврейские погромы»,
было частью революционной борьбы того времени. Он приводит ряд свидетельств
(особенно из Киева, где он жил), согласно которым провозглашение
манифеста 27 октября 1905 г. вызвало подъем революционных действий:
захваты правительственных зданий, уничтожение монархической символики,
разрывание портретов царя и государственного флага. В городах внутри
«черты оседлости» этими действиями руководили вожаки, среди которых
было много евреев. Меньшиков приводит цитату из тогдашней прессы:
«Среди
гогочущей толпы евреев в Одессе шла собака, увенчанная императорской
короной на голове, и к хвосту ее был прикреплен русский национальный
флаг».
В
ответ и произошли, согласно этой точке зрения, «погромы», которые
были направлены против евреев в «черте оседлости». Таково было происхождение
Киевского, Одесского, Нежинского погромов. Но, например, в Томске,
где было очень мало евреев, толпа напала на революционный митинг
— и это не носило никакого антиеврейского характера. Как пишет Шульгин:
«Погромы
направлены были не на одних евреев: они обрушились на всех,
кого русская стихия в судорожном припадке самосохранения признала
возбудителями революционной волны».
С
его точки зрения, именно эти стихийные выступления и остановили
тогда «революцию 1905 г.». Подробное описание этих событий, в основном
состоящее из цитат, дает Солженицын: в его книге этому посвящена
целая глава. Его изложение, по-моему, убедительно свидетельствует
о событиях того времени како вооруженном столкновении двух течений,
причем в руководстве революционного течения видное место занимали
евреи. Пожалуй, приоритет на такую точку зрения принадлежит Николаю
II, который в письме, цитируемом Шульгиным, пишет:
«Народ
возмутился наглостью и дерзостью революционеров и социалистов,
а так как 9/10 из них жиды, то вся злость
обрушилась на тех — отсюда еврейские погромы».
Интересно,
что и Вейцман вспоминает о том времени:
«Тик
во всей черте оседлости развернулась извращенная гражданская
война между евреями и русскими властями...»
Правда,
со своей интерпретацией:
«Первые
старались сохранить порядок, а вторые поощряли беспорядки».
Вполне
правдоподобно, что когда сталкивались две толпы, из которых в одной
рвали русский флаг, то полиция и войска сочувственно относились
не к этой части, и, когда одолевать начинала другая, вряд ли торопились
прийти на помощь первой. В донесениях сенаторов, расследовавших
эти беспорядки объективно говорится про «бездействие полиции и военных,
близкое к попустительству». Но, в конце концов, войска восстанавливали
порядок — и не на много медленнее, чем это сделала бы администрация
другой страны.
Дореволюционная
Россия не усвоила еще стопроцентно западные принципы: убили твоего
отца, изнасиловали дочь, разорили жульнически тебя — на это есть
суд, обращайся туда (и совершенно не ясно, что наилучшим путем для
нее было — вытравить в себе все корни «традиционного общества»).
Народные движения такого масштаба, как Пугачевщина, были в ней уже
невозможны, но их слабыми подобиями были народные волнения 1905-1906
г.г. Масштабы их, видимо, были чудовищно преувеличены русской и
западной прессой. Даже «Еврейская Энциклопедия» оценивает все жертвы
этого периода в 810 человек. Но Шульгин приводит сообщение газеты
«Bliner Tageblatt» по поводу революционных столкновений в Киеве
в октябре 1905 г.:
«Ужасы,
сообщаемые газетами, ничто в сравнении с действительностью.
Тысячи и перетысячи (abertausende) евреев умерщвлены в южной
России...»
Был
и еще один фактор, постоянно настраивавший русское (да и иностранное)
еврейство враждебно к русской власти. Кульминацией было известное
дело Бейлиса. Речь идет о время от времени возникавших обвинениях
в «еврейских ритуальных убийствах». Вообще человеческое жертвоприношение
на религиозной почве (а иначе оно и не встречалось) известно в истории
из древности. Согласно древнегреческому эпосу, в начале похода на
Трою греческий вождь Агамемнон принес в жертву богине Артемиде свою
дочь Ифигению. Плутарх описывает, как уже в «исторические времена»,
во время Греко-персидских войн, толпа греков, возбужденная жрецами,
принесла нескольких захваченных в плен персов в жертву богу «Дионису-мясоеду».
Грандиозные
(по количеству жертв) жертвоприношения регулярно совершали ацтеки
до завоевания их испанцами. Человеческие жертвоприношения европейцы
застал и в Африке еще в ХIХ в. В убийстве младенцев обвиняли первых
христиан, а христиане — некоторые отколовшиеся от них секты. В России
не раз высказывались обвинения в таких преступлениях в секте хлыстов.
Обвинение заключалось в том, что в некоторых случаях «радения» переходили
в свальный грех («христову любовь»), первая забеременевшая женщина
называлась «Богородицей»; если у нее рождался мальчик, то он назывался
«христосиком» умерщвлялся и поедался на ритуальном собрании. Однако,
насколько я знаю, властям ни разу не удалось доказать, что такое
преступление было реально совершено. Обвинения в ритуальных убийствах,
относящиеся к евреям, восходят к первым векам христианства. Обычно
эти обвинения связывались с Пасхой. Неоднократно они выдвигались
в разных странах Западной Европы в Средние века и, хотя все реже,
вплоть до XIX в. Полный и спокойно написанный обзор рассматривавшихся
в России дел составлен В.И. Далем, известным составителем «Толкового
словаря великорусского наречия» и «Пословиц русского народа». Даль
описывает 20 таких случаев обвинения, выдвинутых в России в XIX
в. И, в заключение, очень подробно излагает «Велижское дело», расследовавшееся
12 лет — с 1823 по 1835 год — об убийстве мальчика 3-х с половиной
лет Федора Емельянова. Труп его был найден в лесу и ранения имели
столь специфический характер, что исключали версию «бытового убийства».
Местный суд постановил (1824 г.), что ребенок «вероятно погублен
жидами», но «по недостатку улик евреев освободить от подозрения»,
оставив двоих «в подозрении». Но в 1825 г. по ходатайству на имя
Александра I дело было вновь возбуждено и составлена новая следственная
комиссия. В 1829 г. комиссия признала виновными задержанных евреев.
К ее мнению присоединился генерал-губернатор. Дело было направлено
в Сенат, где голоса разделились, и дело передали в Государственный
Совет. Его решение состояло в том, что обвиненных «как положительно
не уличенных, от суда и следствия освободить». Сам Даль явно считает,
что ритуальные убийства совершались, но решительно относит это не
ко всей массе евреев, а к некоторой секте (которую он почему-то
называет «хасидами», хотя хасиды являлись «сектой» лишь с точки
зрения ортодоксального раввинизма, и не объясняется, почему обвинения
связываются именно с ними. Позже были и другие дела о ритуальных
убийствах. В той же цепи стоит и «дело Бейлиса». Собственно, его
надо было бы называть «делом Ющинского», так как основой разбирательства
было убийство в Киеве 12-летнего мальчика Андрюши Ющинского. Его
тело было найдено в 1911 г. с 47 ранениями (13 — только на правом
виске), которые были нанесены очень специфично, явно с целью истечения
наибольшего количества крови, пока жертва еще оставалась жива. Следствие
стало разрабатывать версии еврейского ритуального убийства, был
арестован Бейлис. Велось следствие 2 года и сопровождалось рядом
темных обстоятельств.
Наиболее
распространенная версия, противопоставленная в печати версии следствия,
заключалась в том, что речь шла об имитации ритуального убийства,
совершенной Верой Чеберяк. Таинственно умирают оба ее ребенка —
ее обвиняют и в их смерти. Она заявляет что адвокат Бейлиса Марголин
предлагал ей 40 тысяч, лишь бы она призналась в убийстве, Марголин
отрицает. Один из следователей (Красовский) через некоторое время
появляется в адвокатуре защитников...
Шум
по поводу «дела» стоял по всему миру. Либеральная (то есть почти
вся) печать утверждала, что на следствие оказывалось давление «сверху».
XI Сионистский конгресс заявил:
«Во
имя солидарности всего гуманного человечества мы требуем, чтобы
весь культурный мир совместно с нами вступил в борьбу с мрачным
варварством и помог нам защитить поруганное человеческое достоинство
и оскорбленную честь нашего народа».
Из
числа «правых» против самого факта возбуждения процесса выступал
Шульгин. Он писал:
«Вы
сами совершаете человеческое жертвоприношение! Вы отнеслись
к Бейлису, как к кролику, которого кладут на вивисекционный
стол. Берегитесь! Есть храмы, которые нельзя безнаказанно разрушать».
Шульгин
считал, что обвинение в ритуальных убийствах есть способ мести евреям.
Не знаю, как можно подробнее эту точку зрения аргументировать. Кто
же мстил, ведь во все века власти как правило не поддерживали такие
обвинения? (Его же аргумент: «организация» процесса вскрылась бы
по архивам после Февральской революции.) С другой стороны, министр
иностранных дел Сазонов уверял иностранных послов, что Бейлис будет
оправдан. Это ведь тоже действие властей. Из известных имен версию
еврейского ритуального убийства поддерживали Розанов и Флоренский
(последний печатался, не ставя своего имени). Суд происходил в 1913
г. и длился 1 месяц. Постановление присяжных было, что имело место
убийство. В вопросе о виновности Бейлиса есть разные утверждения.
Меньшиков говорит, что голоса присяжных разделились: 6 на 6. «Краткая
Еврейская Энциклопедия» пишет, что Бейлис был оправдан единогласно.
В любом случае, согласно тогдашним Законам он был оправдан.
Чтобы
охватить все материалы дела, нужно, как пишет Шульгин, было бы потратить
всю жизнь. Но мне кажется, что вопрос о том, имело ли место ритуальное
убийство и был ли виновен Бейлис, не имеет значения ни для истории
русско-еврейских отношений, ни для истории вообще. Точно также,
как вопрос, совершались ли ритуальные убийства среди хлыстов, не
есть вопрос русской истории. Например, Мережковский (в романе «Петр
и Алексей») описал именно такой случай — и никаких протестов ни
в России, ни за границей это не вызвало. Правда, действие романа
относится к Петровским временам. Но, по реакции на «дело Бейлиса»,
можно представить себе, какой вопль раздался бы, если бы кто-то
рискнул описать в романе ритуальное убийство, совершенное в еврейской
среде, хотя бы и в Средние века. А существенным историческим фактом
был тот русский и мировой резонанс, который вызвало «дело». Ведь
слушалось незадолго до того «мутанское дело» по обвинению некрещеных
черемисов (марийцев) в человеческих жертвоприношениях — и не вызвало
сопоставимого отклика, никакие послы о его исходе не запрашивали.
Да и цитированная выше книга Даля имела прямо авантюрную историю
— рукопись похищали из типографии «неизвестные», рассыпали набор.
А его же книга «Исследование о скопческой ереси» находилась в стандартном
каталоге и желающий мог приобрести ее за 200 рублей серебром. Розанов
был исключен из элитного «религиозно-философского общества», когда
написал, что ритуальные убийства не противоречат духу Ветхого Завета
и Талмуда. Но он был там желанным гостем, когда публиковал не менее
отталкивающие суждения о христианстве. Ему даже не были зачтены
его предшествующие восхищенные статьи об иудаизме, как позже говорили
следователи НКВД по поводу ссылок на революционные заслуги своих
жертв: «А мы судим тебя не за это». И по поводу «дела Бейлиса» раздавались
совершенно фантастические заявления. Например, один беллетрист (С.К.
Эфрон) писал, что «клянется Всемогущим Богом», что ритуальных убийств
среди евреев нет. Другие уже опирались на то, что «все без исключения
раввины» отрицают возможность ритуальных убийств, а потому следствие
направлено-де против «всего еврейства». (И более того, оскорбительно
для тех иностранных государств, где евреи занимают высокие посты
— как бы донос им на Россию). Ну кто из русских рискнул бы заявить
(или поклясться Всемогущим Богом), что среди хлыстов не бывает ритуальных
убийств? Это предполагало бы существование организации, знающей
«все о каждом». Конечно, такой не существует. Во всех протестах
звучало возмущение, что «такие обвинения» выдвигаются «в прогрессивном
XX веке». Но всего через год самые прогрессивные страны набросились
друг на друга и истребляли друг друга 4 года, травя ядовитыми газами,
да еще лет через 30 одна из самых прогрессивных стран выдумала душегубки
и газовые камеры, а другая, не менее прогрессивная, атомную бомбу
и сбросила ее на мирный город. Это уж были убийства не одного ребенка,
а «жертвы» миллионами. Так что прогресс тут явно не при чем.
Да
и сейчас в России ритуальные убийства происходят постоянно — то
трех монахов Оптиной Пустыни, то священника в Сибири... Причем убийцы
сами признаются, что действовали из побуждений, связанных с мистическими
переживаниями. Значительность «дела Бейлиса» происходила из того,
что обсуждение версии ритуального убийства было табуировано, — и
либеральная среда этот запрет приняла и поддержала со всей страстью.
То есть, дело (как весомый политический фактор) и было-то создано
оппозиционной прессой.
Главное
для России заключалось в том, что за этими всемирными криками был
забыт убитый ребенок, отброшен, как нечто никому не интересное.
Результат процесса свелся к тому, что Бейлис был оправдан. Ему собрали
по всему миру по подписке капитал и он уехал в Америку. Но ведь
труп убитого ребенка остался. Если его убил не Бейлис, то остается
вопрос — кто? Если Чеберяк, надо было судить ее. Но это уже никому
не было интересно. Русское «общественное мнение» согласилось с тем,
что судьба Ющинского — пренебрежимая величина сравнительно с судьбою
Бейлиса. Что здесь идет речь о личностях иного качества, иного вида.
И это на примере ситуации, особенно доходчивой для любого человека
— убийства ребенка. Как писал Розанов:
«Они
продадут не только знамена свои, не только историю, но... и
определенную конкретную кровь мальчика».
Для
обвинения евреев в ритуальном убийстве было создано совершенно особое
название — «кровавый навет». Такого термина не было для обвинения
хлыстов или черемисов. Точно также, как во II мировую войну потери
поляков, белорусов или сербов так и назывались потерями, а потери
евреев — это был «Холокост», т.е. нечто принципиально другое.
Это
и был и три основные обвинения, настраивавшие русское и мировое
еврейство оппозиционно по отношению к тогдашнему жизненному укладу
России: «евреи не пользуются в России равноправием», «русское правительство
организует еврейские погромы», «кровавый навет».
Шульгин
вспоминает:
«Кто
помнит политическую еврейскую среду тех времен, тот помнит и
ее тогдашнюю злобу. Все это клокотало ненавистью. К кому? К
правительству и ко всему тому, что за этим правительством стояло
или этим правительством охранялось».
Тоже
настроение подтверждает совсем другой источник — один из лидеров
сионизма X. Вейцман. Он вспоминает, что во время I мировой войны,
будучи в Англии, с ненавистью высказался о России. Его собеседник
удивился: как может человек, сочувствующий Англии так относиться
к России, когда она делает так много для победы. На это Вейцман,
как он вспоминает, ответил, что «каждая русская победа — кошмар
для евреев».
Но
совершенно очевидно, что та «ненависть к правительству и всему,
что оно охраняло», о которой вспоминает Шульгин, — не евреями была
выдумана. Еще когда ни о каком еврейском влиянии невозможно было
говорить, Печорин написал:
Как
сладостно отчизну ненавидеть!
И жадно ждать ее уничтоженья.
Это
настроение смог почувствовать еще Пушкин:
Ты
просвещением свой разум осветил,
Ты правды чистый свет увидел
И нежно чуждые народы полюбил
И мудро свой возненавидел.
И
Достоевский в «Дневнике Писателя» не раз обращал внимание на барски-презрительное
отношение к народу, переходившее в ненависть к России и всему русскому
(включая правительство).
Родоначальниками
этой традиции были такие аристократы, как Чаадаев, Бакунин, Гарцен.
А те были последователями Вольтера и Руссо, с еврейской традицией
не связанных.
Розанов
написал в 1914 г. статью «Поминки по славянофилам», где так характеризует
отношение к ним либерального течения:
«“Спора”
никакого не было и не вышло... Было — гонение, было преследование;
было на семьдесят лет установившееся заушение, плевки, брызги
жидкой грязи, лившиеся с колес торжественного экипажа, где сидели
Краевские, Некрасовы, Благосветловы, Шелгуновы, Скабические,
Чернышевские, Писаревы, — на людей, жавшихся куда-то в уголок,
не слышимых, не разбираемых, не критикуемых... Так вот в чем
дело, и вот где корень расхождения (...), которое определило
собою на семьдесят лет ход рус истории... Шло дело о нашем отечестве,
которое целым рядом знаменитых писателей указывалось понимать
как злейшего врага некоторого просвещения и культуры, и шло
дело о христианстве и церкви, которые указывалось понимать как
заслон мрака, темноты и невежества; заслон и в существе своем
— ошибку истории, суеверие, пережиток “то, чего нет”».
Заметим,
что в списке «знаменитых писателей» («сидящих в экипаже»)-нет ни
одного еврейского имени, и это у Розанова, к тому времени так нелиберально-чувствительного
к еврейскому влиянию (хотя, что касается христианства и церкви,
то сам он в этом «экипаже» мог бы поместиться — где-то «на облучке»).
Но когда он пишет о «корне расхождений», об его начале, то следует
исторической истине.
3.
Русская интеллигенция и евреи
В
то же время евреи все шире входили в русское образованное общество
и влияли на развитие русской культуры. Всякий знает художника Левитана,
скульптора Антокольского, музыкантов братьев Рубинштейн, основавших
Петербургскую и Московскую консерватории, собирателя русского фольклора
Шейна и очень многих еще.
Появился
вызвавший столько споров сборник «Вехи», его составителем был Гершензон,
и из 7 авторов трое были евреи: Гершензон, Изгоев (Ланде) и Франк.
Формулировались
разные взгляды на роль евреев в культурной жизни России.
О
роли еврейства и иудаизма много размышлял и писал Розанов. Его отношение
ко всему историческому еврейству имеет, как стало позже модно говорить,
«характер любви-ненависти». С одной стороны, он считал иудаизм идеальной,
«истинной» религией, религией плодородия, рода, семьи, полноты жизни,
кагал — идеальной формой общины; христианство, в продолжении всей
его литературной деятельности, представлялось Розанову как некоторая
разрушительная антитеза: религия, возводящая в идеал безбрачие,
девство, и в заключение, ориентированная на смерть. Он называет
себя антихристианином, Антихристом. В заметках последнего года жизни
у него есть даже раздел, озаглавленный «Перехожу в еврейство».
С
другой же стороны, все время (кроме, может быть, да и то отчасти,
последнего, предсмертного года) он указывал на опасный социальный
характер еврейского влияния, особенно для России.
Так,
он писал:
«Почему
вы пристали к душе моей и пристали к душе каждого писателя,
что он должен НЕНАВИДЕТЬ ГОСУДАРЯ.
Пристали
с тоской, как шакалы, воющие у двери. Не хочу я вас, не хочу
я вас. Ни жидка Оль д’Ора, ни поэта Богораза. Я русский. Оставьте
меня. Оставьте нас, русских, и не подкрадывайтесь к нам с шепотом:
«Вы же ОБРАЗОВАННЫЙ ЧЕЛОВЕК и писатель и должны ненавидеть это
подлое правительство».
Тут
было и стремление к независимости, чтобы не поддаться общему течению:
«Жидки
могут удовольствоваться, что за ними побежал Вл. Соловьев, но
Розанов за ними не побежит (пробовали «обмазать»)».
Но
были и постоянно высказываемые мысли:
«Он
удобрил вас, он оплодотворил вас. Он подошел и сказал вам, что
то, о чем вы думаете и чем озабочены, легко исполнить... И вы
даже не замечаете, что уже не «сам» и «я», а — «его». Почва,
которая засеяна евреем и которую пашет еврей».
«И
гибнете. «Через 100 лет» нет русского + еврей, а только один
еврей + погибший около него русский человек».
«Поля
наши — не из земли, а из людей». Вот отчего мы и не паiем, провиденциально
не пашем. Ибо для нас уготована благороднейшая почва-человек,
народы».
«И
вот этой-то тайны их я и боюсь, и кричу, и говорю моим милым
русским: «Не надо! Не общайтесь с иудеями. Иначе вы все погибнете»».
«Подождите.
Через 150-200 лет над русскими нивами будет свистеть бич еврейского
надсмотрщика».
И
под бичом — согнутые спины русских рабов.
«В
настоящее время для России нет двух опасностей. Есть одна опасность.
Евреи».
«И
если революция начнет вообще одолевать... то евреи сбросят маску
«сочувствия русскому народу»... и быстро передушат, как Гапона
и Хрусталева, (и также революционно-корректно) всю русскую часть
революции, всех собственно русских вождей революции, и в «ворота
взятой крепости» войдут, конечно, одни! —войдут с криками: «Радуйся,
русский народ — мы даровали тебе свободу!» — «Благодари нас
и поклонись нам!» «Завтра начнется счастье...» Но сегодня еще
надо доделать маленькое дело: додушить эту полицию на местах,
этих мелких исправничишек и земских начальников из дворян и
на место их поставить брюнетов из студентов, с фамилиями (к
тому времени) русскими, и даже крещеных...» (В последнем отрывке
есть нечто загадочное. Судя по комментариям издателя, этот текст
написан в 1913 г., а Носарь-Хрусталев убит большевиками в 1919
г. Может быть, слово «придушить» понимается в смысле конца политической
карьеры? Гапон тогда уже был «казнен» Рутенбергом.)
В
1897 г. Чехов занес в записную книжку такие размышления (а напечатано
впервые в 1980 г.!):
«Такие
писатели, как Н.С. Лесков и С.В. Максимов, не могут иметь у
нашей критики успеха, так как наши критики почти все — евреи,
не знающие, чуждые русской коренной жизни, ее духа, ее формы,
ее юмора, совершенно непонятного для них, и видящие в русском
человеке ни больше ни меньше, как скучного инородца. У петербургской
публики, в большинстве руководимой этими критиками, никогда
не имел успеха Островский; и Гоголь уже не смешит ее».
А.
Белый писал:
«Нам
грозит опасность «штемпелеванной культуры», т.е. интернациональной
фабрики по поставке гениев; нам грозит фабричное производство
мыслей... Вырастает ужасная цензура во всех недрах этих предприятий:
переводится, рекламируется и распространяется только то, что
угодно королям литературной биржи... Кто, кто эти оскопители?
Странно и страшно сказать, но приходится.
Это
— пришлые люди: обыкновенно оторванные от той нации, в недрах
которой они живут... главарями национальной культуры становятся
чуждые этой культуре люди; конечно, не понимают они глубин народного
духа, в его звуковом, красочном и словесном выражении (...)
...вы
посмотрите списки сотрудников газет и журналов России: кто музыкальные,
литературные критики этих журналов? Вы увидите почти сплошь
имена евреев... Общая масса еврейских критиков совершенно чужда
русскому искусству, пишет на жаргоне «эсперанто» и терроризирует
всякую попытку углубить и обогатить русский язык... И эта зависимость
писателя от еврейской или юдаизированной критики строго замалчивается:
еврей-издатель, с одной стороны, грозит голодом писателю; с
другой стороны — еврейский критик грозит опозорить того, кто
поднимет голос в защиту права русской литературы быть русской,
и только русской».
В
архивах сохранилось письмо Куприна (знаменательным образом так и
не опубликованное у нас до 1990-х гг.). Оно написано по поводу шумного
инцидента, вызванного непочтительным отзывом писателя Чирикова о
творчестве Шолом-Аша. Вся пресса любых оттенков обрушилась на Чирикова.
Куприн пишет:
«Все
мы, лучшие люди России (себя я к ним причисляю в самом-самом
хвосте), давно уже бежим под хлыстом еврейского галдежа, еврейской
истеричности, еврейской повышенной чувствительности, еврейской
страсти господствовать, еврейской многовековой спайки, которая
делает этот избранный народ столь же страшным и сильным, как
стая оводов, способных убить в болоте лошадь. Ужасно то, что
мы все сознаём это, но во сто раз ужаснее то, что мы об этом
только шепчемся в самой интимной компании на ушко, а вслух сказать
никогда не решимся. Можно печатно и иносказательно обругать
царя и даже Бога, а попробуй-ка еврея! Ого-го! Какой вопль и
визг поднимется среди всех этих фармацевтов, зубных врачей,
адвокатов, докторов и особенно громко среди русских писателей,
ибо, как сказал один очень недурной беллетрист, Куприн, каждый
еврей родится на свет божий с предначертанной миссией быть русским
писателем».
Автор
продолжает:
«И
оттого-то вечный странник еврей таким глубоким, но почти бессознательным,
инстинктивным, привитым 5000-летней наследственностью, стихийным,
кровным презрением презирает всё наше земное... Оттого-то он
опустошает так зверски леса, оттого он равнодушен к природе,
истории, чужому языку».
Но
кончает Куприн просьбой письмо держать в секрете и сообщает, что
выступить в защиту Чирикова отказался.
Зато
какие-то невидимые силы притяжения связывали тогдашнюю прогрессивную
интеллигенцию с еврейством. Горький, например, основал «Русское
общество для изучения еврейской жизни», имевшее целью бороться с
ещё сохранившимися предрассудками по поводу евреев. Издавался сборник
«Щит» в защиту евреев, редакторами которого были Андреев, Сологуб
и Горький. В этом сборнике писали, например: Мережковский:
«Чего
же от нас хотят евреи? Возмущения нравственного, признания того,
что антисемитизм гнусен? Но это признание давно уже сделано;
это возмущение так сильно и просто, что о нем нельзя говорить
спокойно и разумно; можно только кричать вместе с евреями. Мы
и кричим».
О.
Сергий Булгаков (о движении сионизма):
«Есть
священные символы и мировые идеи, которые заставляют дрожать
самые сокровенные струны сердца: такое значение имеет, например,
христианский Царьград и крест на св. Софии или освобождение
из рук неверных Гроба Господня. Подобное же значение должно
иметь для иудейского и христианского сердца (я трижды подчеркиваю
это «и») вопросе Палестине и устроении Израиля на земле, ему
Богом данной и обетованной».
Вяч.И.
Иванов:
«Мне
думается, что евреи — провиденциальные испытатели наши, и как
бы всемирно-исторические экзаменаторы христианских народов по
любви к Христу и по верности нашей Ему».
Особенно
поразительно это течение, если сопоставить его с отношением к крестьянству,
некогда традиционному объекту сочувствия русских либералов и демократов.
Еще в 1880-е годы И.Аксаков писал, что либеральная пресса постоянно
клеймит «кулака», но никогда ни слова не скажет о еврее — ростовщике
или шинкаре.
Ярче
всего это удивительное тяготение прогрессивного направления в России
к евреям как нации, горячая и постоянная любовь, проявились у Горького,
начиная с первых его рассказов «Легенда о еврее» (1896), «Каин и
Артем» (1898), публицистики «Погром», «О евреях». В1899 г. он выступал
против позиции «Нового Времени»: в открытом письме Суворину, он
подхватывает термин Писарева: «Ванькина литература». Но зато, когда
в 1905 г. ему было предъявлено обвинение в распространении литературы,
подстрекающей к свержению существующего строя, защищал его юрист
О.О. Грузенберг (впоследствии — адвокат Бейлиса). В 1906 г. он едет
в Америку, американские евреи устраивают ему восторженную встречу,
какой, по словам газет, удостаивал и только Гарибальди. В газете
Американских евреев «Форверст» он пишет в статье «О Бунде»: «Евреи
— это люди с высоко поднятым горящим факелом, которым они освещают
человеческий путь». Он был инициатором издания газеты «Новая Жизнь».
Деньги на едали А.Ф. Маркс, Б.А. Гордон, Э.К. Груббе (каждый по
150 тыс.). Редактором был Н.Н. Суханов (Гиммер), ведущими сотрудники
— Лозовский (Дридзо), Стеклов (Нахамкес) и др. (такие сведения приводит
Суханов). Директор газеты — Соломон Зальцман.
Вместе
с Андреевым и Сологубом Горький опубликовал «Анкету об антисемитизме»,
где сам же и ответил:
«Еврейский
вопрос в России это первый по его общественной важности наш
русский вопрос о благоустройстве России».
(В
чем-то совпадет с оценкой Розанова.)
В
«Новой Жизни» (уже июль 1917 г.) Горький писал:
«Есть
еще тысячи доказательств в пользу того, что уравнение еврей-большевик
— глупое уравнение, вызываемое зоологическим инстинктом раздраженных
россиян. Я, разумеется, не стану приводить эти доказательства
— честным людям они не нужны, для бесчестных — неубедительны».
Тут
вскрываются глубокие эмоциональные основы всей позиции Горького
в этом вопросе. Некоторые фундаментальные истины для него без доказательств,
т.е. без обсуждения («ему, как и другим честным людям», категория
странная в устах Горького: были ли его любимые герои, Челкаш или
Мальва, честными людьми? Может быть, лишь в некотором очень расширенном,
«высшем» смысле.) Множество подобных высказываний Горького чисто
хронологически не вмещаются в рамки этого параграфа, мы столкнемся
ними позже. Бывают примеры такой страстной влюбленности в свой
народ, но чтобы в другой — было ли в Истории?
Нечто
(хотя, вероятно, далеко не все) по поводу этого загадочного «сродства
душ» отметил Розанов:
«Не
русская душа говорит. В сущности, говорит вовсе не Максим Горький.
Последний — подменился, заменился. Гениальная нация в создании
подделок — одна. Это говорит “местечко” Париж, где проживают
“русские Моисеева закона”».
Кузьминский
и Турау. Киевский и Одесский погромы в отчетах сенаторов Турау
и Кузьминского. СПб., 1907.
Даль
В.И. Розыскание о убиении евреями христианских младенцев и употреблении
крови их. 1844.
Чехов
А. П. Собрание Сочинений в 30 томах. Т. 17. М., 1980.
Белый
А. Штемпелеванная культура. «Весы». 1909. Сентябрь.
Куприн.
А.И. См. Чириков Е. На путях жизни и творчества. «Наш Современник».
1991, № 9.
Симанович
А. Распутин и евреи. Рига (без года издания).
Суханов
Н.Н. Записки о революции. Т. 1. Книги 1-2. М., 1991.
Тайна
Израиля. «Еврейский вопрос» в русской религиозной мысли конца
XIX — первой половины XX в.в. СПб., 1993.
Агурский
М., Шкловская М. Максим Горький 1868-1936. (из литературного наследия).
Иерусалим, 1936.
ГЛАВА
11
В русской революции 1917 г.
1.
Подготовка революции
Активное
участие в русской революции принимало, конечно, лишь некоторое политически
активное меньшинство всего еврейского населения России. Впрочем,
так обстоит дело со всеми народами: и с русскими, и с грузинами.
Участие евреев в русской революции широко известно и часто обсуждается.
Но большей частью обсуждение сводится к одной из крайностей. Либо
утверждается, что речь идет о незначительном, не принципиальном
факторе, который бессмысленно (и не должно) обсуждать. Число евреев,
участвовавших в революции, было-де не так велико, как утверждается,
да они были и не евреями, а интернационалистами, порвавшими со своими
национальными корнями. И вообще, обсуждение этого вопроса есть «антисемитизм».
Либо, наоборот, участие евреев в революции трактуется как определяющий
ее фактор, ее главная или даже единственная причина.
Попытка
воссоздать реальную картину, не уклоняющуюся к той или другой крайности,
находит мало понимания. Автор испытал это на себе. В работе, написанной
лет 25 тому назад и распространявшейся тогда в самиздате, я пытался
четко сформулировать свою точку зрения: «Мысль, что революцию делали
одни евреи, — бессмыслица, выдуманная, вероятно, лишь затем, чтобы
ее было проще опровергнуть». Но и до сих пор, 1/4
века спустя, я встречаю утверждения, что рассматриваю революцию
как «еврейский заговор».
Попытаюсь
еще раз собрать основные известные мне факты, характеризующие участие
евреев в подготовке, проведении и утверждении русской революции.
А процесс этот очень тонкий и сложный, и одной какой-то характеристикой
суммировать его, мне кажется, невозможно.
Само
существование революционного движения, «революционного процесса»,
в России, по-видимому, никак не связано с еврейским влиянием. Крупнейшими
идеологами, зажигавшими сердца революционной молодёжи были Герцен,
Бакунин, Чернышевский, Лавров, Писарев, Михайловский. Среди них
не было евреев. Поворот революционеров к терроризму начинается выстрелом
Веры Засулич, душой террористов были Желябов и Михайлов.
Но
постепенно в этот революционный поток начинает вливаться еврейская
струйка. Среди плеяды «шестидесятников», наиболее влиятельными из
которых были Чернышевский и Добролюбов видное место занимал происходивший
из евреев Зайцев. (В своих воспоминаниях Тихомиров пишет о нем,
что он происходил из евреев и какой-то особенной ненавистью ненавидел
Россию.) Тогда же впервые проявил себя Марк Натансон, игравший потом
большую роль в революционном движении. Уже маститым патриархом он
стал одним из вождей левых эсеров (под кличкой Бобров) и при разрыве
их с большевиками создал группу, поддерживавшую большевиков. Участие
евреев в революционном движении на первоначальном этапе можно иллюстрировать
такими цифрами. Объёмистая, наполненная большим количеством конкретных
данных книга Волка «Революционное народничество 70-х г.г.» состоит
из 2-х томов, т. I описывает события первой половины десятилетия,
т. И — второй половины. Оба тома снабжены списком упоминаемых фамилий.
Если из этого списка выделить всех, так или иначе связанных с революционным
движением (террористов, пропагандистов, распространителей листовок
и т.д.), то окажется, что среди них евреи составляли в первый период
4-5 %, а во второй — около 10 %. Известный народоволец Аптекман
в книге «Земля и Воля 70-х г.г.» приводит состав «основного кружка»
«Земли и Воли». В нём 25 человек, и евреями являются, по-видимому,
Марк и Ольга Натансон, Зунделевич и Аптекман. В 1877 г. «Большой
Совет» «Земли и Воли» состоял из 17 человек, среди которых было
3 еврея. Организаторами «Чёрного передела» были 18 человек, из которых
опять 3 еврея.
Эта
небольшая, хотя всё расширяющаяся струйка привносила, однако, совершенно
особый человеческий материал. Основное противоречие, мучившее тогдашнюю
революционную молодёжь, заключалось в следующем. Все они, конечно,
были «народниками», готовыми жертвовать всем, вплоть до жизни, ради
народа. Но вот когда в период «хождения в народ» они с этим народом
столкнулись, то оказалось, что их идеи и принципы с убеждениями
народа несовместимы. Стоило им начать агитацию против царя или Бога,
как их хватали, вязали, вели в полицию. Причём бывали случаи, когда
полицейские, не желая связываться с «барчуками», пытались отпустить
их, а крестьяне требовали расписку в том, что агитаторы в полицию
представлены, вызывая неудовольствие, а часто и притеснения в отместку.
Ситуация была столь разительной, что никаких сомнений не оставляла.
Перед
революционерами лежали три пути, как ярко описывает поличным впечатлениям
Тихомиров. Можно было применить к жизни свой принцип, что «народ
знает правду», или, по крайней мере, признать, что он имеет право
жить по своим убеждениям. Кто избрал такую точку зрения, должен
был из революционного движения уйти, о них мы в его истории не узнаем.
Второй путь заключался в том, чтобы «просветить» народ, т.е. путём
пропаганды изменить его убеждения. Избравшие этот путь отправлялись
в деревню фельдшерами, учителями и т.д. Но в большинстве случаев
окружающая жизнь — болезни, бедность, недоедание — производили такое
впечатление, что одни из деревни бежали, адругих затягивала
эта жизнь, и заботы окружающего крестьянства заслоняли для них цели
революции. Такие для революционного движения тоже были потеряны.
Наконец, оставался третий путь: делать революцию вопреки воле
народа либо, обманув, его же руками, либо без него — через террор.
Совершенно сознательно разрабатывалась градация агитационной литературы:
что можно давать читать народу, а что давать лишь учителям, агрономам
и фельдшерам (против Бога и царя) — народу же давать читать «неудобно».
Распространялись даже поддельные грамоты от имени царя с призывами
к переделу земли или восстанию. Поскольку и этот путь оказался не
действенным, остался путь террора, но с мучительным сознанием, что
вершится этот террор вопреки желаниям и принципам обожествляемого
народа.
И
вот тут появились молодые люди, для которых все эти, говоря современным
языком, «комплексы» полностью отсутствовали. С народом их никакие
положительные чувства не связывали, к нему с детства было внушено
отношение как к чуждой и враждебной среде, «объекту» их деятельности.
Эти люди легко могли усвоить абстрактную схему и сосредоточить все
силы на её осуществлении. Мироощущение этого нового типа революционеров
передают, например, мемуары Аптекмана. Он пишет:
«Народа
я не знал, так как родился в городе, деревни почти не видел,
да, кроме того, я был чужим этому народу по крови. Русскую историю
я тоже плохо знал. Признаться, не любил я её. Уж очень скучной
она мне казалась. И я, такой любознательный и прилежный, прочитавший
так много по истории Запада, а особенно по истории революционных
движений на Западе, ничего не читал по русской истории. Мне
казалось, что она ничего не может сказать ни моему уму, ни моему
сердцу».
Разумеется,
Аптекман пишет это лишь для того, чтобы сказать что он понял свою
ошибку. Но какой её исправил — это, пожалуй, ещё характернее:
«Соловьев,
Костомаров, Беляев, Аристов, Хлебников, Щапов, Мордовцев, Антонович
и др. появились на моём столе и прочитывались от доски до доски...
К весне 1874 г. я был совершенно (!) готов».
Судя
по мемуарам, на это понадобилось всего несколько месяцев! Полюбил
ли Аптекман в таком пожарном порядке русскую историю и что он из
неё понял, этого он не сообщает, но дальше мы узнаём, что он отправился
в народ проповедовать социализм. С сожалением он обнаружил, что
эта пропаганда абсолютно не воспринимается и пришёл к выводу: «....мы
сим не победим народа...» Вот такого полного преодоления народнических
сантиментов, способности сознательно занять позицию враждебной стороны
(народ надо победить) мы у русских современников Аптекмана не встретим.
В
60-е годы, в разгар народнических настроений, Зайцев писал, что
«народ глуп и туп», что не следует «ставить его на пьедестал», как
это делают демократы, но «действовать против него решительно»: опять
тот же мотив борьбы с народом, его покорения.
Другой
революционер — Дейч — вспоминает, что многие еврейские революционеры
произошли из захолустных местечек, в детстве даже не говорили по-русски.
Таким было, например, детство Геси Гельфман, пока она, взяв с собой
узелок своих вещей, не отправилась в город «изучать гойскую науку».
Какой взгляд на окружающий народ с детства впитывали эти юноши,
воспитанные в местечках, управляемых кагалами, можно представить
себе, например, по высказываниям И. Шахака, Алексеева и отрывкам
из книги Брафмана, приведенным в гл. 4.
Могло
бы показаться удивительным, что молодые люди, с детства чуждые русской
жизни, совершенно не знавшие народа, скоро становились вождями революционного
движения. На самом деле это понятно: именно они могли освободить
движение от груза старых представлений о «служении народу», привить
взгляд, что народ, наоборот, надо «победить», «действовать против
него решительно». А это высвобождало силы для практической, революционной
работы.
К
началу 80-х г. г. тот факт, что среди руководства террористов имеется
заметное количество евреев, уже обращал на себя внимание, в частности,
это проявилось в направленных против евреев народных беспорядках,
вызванных убийством Александра II в 1881 г. Однако, насколько слабо
было ещё еврейское влияние среди революционеров показывает тот факт,
что «Листок №6» Народной Воли приветствовал эти беспорядки как направленные
против эксплуататоров (в чем потом многократно оправдывались).
1881
год был кризисным в истории русского революционного движения. Убийство
Александра II рикошетом нанесло тяжелейший удар всему движению —
как физический, так и моральный. На это убийство были брошены все
силы организации — и в результате почти все ведущие революционеры
оказались арестованными. С другой стороны, убийство царя, освободившего
крестьян, осуществившего реформы, преобразовавшие всю жизнь России,
оттолкнуло многих от революции. В кружке сохранившихся революционеров,
почти исключительно в эмиграции, начались поиски новых идей и новых
путей. Этот ключевой для дальнейшего развития «латентный период»
революции продолжался лет 15-20. Революционное движение вышло из
него с новым лицом.
И
среди новых черт одной из самых заметных был о теперь уже преобладающее
еврейское влияние в руководстве движения.
Ещё
в 1889 г. в докладе департамента полиции о революционной эмиграции
(после революции этот документ был опубликован) приводится список
из 146 революционеров, из которых, по крайней мере, 50 были евреи,
т.е. около 1/3!
В
конце века революционное движение стало быстро набирать силу. Самой
яркой его фракцией тогда была партия эсеров. Процесс ее возникновения
в деталях восстановить трудно. По одним сведениям она возникла из
слияния трех организаций: «Заграничного союза», «Рабочей партии
политического освобождения России», действовавшей на западе России,
и «Союза социалистов-революционеров» на севере. Организаторами первой
были Раппопорт и Хаим Житловский, второй — Гершуни (Герш Исаак Ицков),
а третьей — Аргунов, единственный русский среди них. Во главе партии
эсеров, по-видимому, стояли главным образом евреи. Жандармский полковник
Спиридович в своих воспоминаниях пишет:
«Главнейшими
заправилами этой «народнической русской партии» оказались: Гоц,
Минор, Гершуни, Рубанович, Натансон, Азеф».
Из
русских он может привести только Чернова. Интересны и более частные
зарисовки из его же воспоминаний:
«Их
киевский комитет состоял тогда из евреев. Сторонниками партии
в Киеве была еврейская интеллигентная молодежь. Влияние Гершуни
сказалось в том, что все они бредили террором...
«Федор»,
еврей, назвать себя отказался и предъявил фальшивый паспорт.
Это был интересный тип идейного, профессионального странствующего
революционера. То был фанатик своего дела. Таких работников
давал а только еврейская среда».
Душой
партии эсеров была «Боевая организация». Ее создал и ею руководил
с 1901 по 1902 г. Гершуни, с 1903 по 1906 г. — Азев (правдоподобно,
что его фамилию надо произносить так, а не Азеф, причем с ударением
на А), с 1906 по 1907 — Зильберберг. В 1907 г. во главе стал Никитенко,
но через два месяца был арестован. В 1908 г. она была распущена
в связи с разоблачением деятельности Азева. Очень интересна роль
Азева. Два самые знаменитые террористические акта, осуществленные
под его руководством, — это убийство министра Плеве и московского
генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. Оба они
слыли антисемитами. Плеве приписывали (вряд ли справедливо) организацию
Кишиневского погрома и даже (совершенно фантастично) план водворения
всех евреев в гетто. Великий князь Сергей Александрович вновь ввёл
некоторые ограничения, касающиеся евреев, отмененные его предшественником.
Начальники Азева по департаменту полиции — Зубатов и Ратаев — вспоминают,
что тот просто трясся от злобы, говоря о Плеве. После убийства Плеве
руководство партии в Швейцарии устроило пир, на котором раздавались
возгласы: «Это ему за Кишинёв». С другой стороны, Азева связывали
какие-то особые отношения с Гершуни. Он давал о нём ложные показания,
преуменьшая его роль, грозил, что если Гершуни тронут, то он, Азев,
с полицией больше сотрудничать не будет. Выдал Азев организацию
Аргунова, состоявшую из русских (были арестованы: Аргунов, Колосов,
Баранов, Чернова). Наконец, удивительна история разоблачения Азева.
Когда Бурцев представил доказательства его сотрудничества с полицией,
Азев был вызван на партийный суд. Он отпирался, и суд был отложен
на другой день. Ночью Азев спокойно уехал. А ведь эсеры убивали
безо всякого суда и за гораздо меньшие преступления против партии.
Так, заподозренный в предательстве Татаров был выслежен в доме родителей
и безо всякого суда убит на их глазах.
Потом
Азев жил в Германии, Бурцев его разыскал и взял у него интервью,
но другим место его пребывания якобы не было известно. Трудно дать
всему этому иное объяснение, чем то, что руководство партии задолго
до разоблачения знало о двойной роли Азева и по каким-то соображениям
её санкционировало. А в свете изложенного выше, эти соображения
были скорее всего связаны с национальной ориентацией и деятельности
Азева, и руководства партии.
Позже,
при выборах городских советов (Городских дум) летом 1917 г., в Учредительном
Собрании эсеры убедительно превосходили другие партии по числу голосов.
Поэтому они стоят того, чтобы к ним присмотреться внимательнее.
Вот
краткий очерк истории партии эсеров, извлеченный из сочинения американского
исследователя Радкей.
В
конце 1901 г., говорит автор, произошло слияние двух революционных
групп — «Северной» и «Южной», руководимых Азевом и Гершуни. Это
и было рождение партии. Вскоре среди руководителей проявились М.
Гоц и Чернов. Органом партии была «Революционная Россия», ее редактором
— Гоц. Автор пишет: «Гершуни говорил о лицах, дающих десятки тысяч
рублей партии, но не желающих стать ее членами. Партия получала
также значительную поддержку из США, где в таких центрах, как Нью-Йорк,
Чикаго, Бостон, были крупные колонии русских евреев, крайне враждебных
царизму». К осени 1906 г. в партии было примерно 50 тыс. членов
и 300 тыс. сочувствующих. Боевая организация, созданная Гершуни,
была независима от руководства партии в выборе как своих членов,
так и жертв. Статистика совершенных ею терактов: 1902 г. — 4; 1904
г. — 6; 1905 г. — 51; 1906 г. — 78; 1907 г. — 62; 1908 г. — 3. Дольше
всего боевой организацией руководил Азев. Самым сенсационным терактом
было убийство министра внутренних дел Плеве. Николаевский утверждает,
что Азев стремился к убийству Плеве по некоторым личным причинам,
а также потому, что считал его антисемитом.
В
эмиграции Чернов настаивал на том, чтобы в России в руководстве
партии соблюдался принцип «хора», — как Мартов (Цедербаум), Дан
(Гурвич) и Церетели у меньшевиков; Бабель, Либкнехт и Каутский у
немецких с.-д.; Бауэр, Реннер и Адлер — у австрийских. У эсеров
этот «хор» должен был состоять из него, Гершуни и М. Гоца.
Во
время войны часть руководства эсеров примкнула к «циммервальдистам»:
Мстиславский в Петрограде, Штернберг в Москве, Коган-Бернштейн,
Каминский и Чайкин на Украине. В эмиграции выделились «левые эсеры»:
Бобров (Натансон), Камков (Кац) и Далин (Левенсон). К ним примкнула
Евгения Ратнер без ведома ее друга Чернова. Циммервальдистами были
и Чернов с Александровичем. О Натансоне автор пишет:
«Он
один из первого поколения народников не изменил своего мировоззрения
до самого 1917 г. Возможно, из-за сильной национальной компоненты
в его ненависти к царизму».
Похожую
картину автор рисует и касательно послереволюционного периода. Естественно,
в 1917г. партия резко активизировалась. Во главе ее Петроградского
Совета был А. Гоц (братумершего к тому времени М. Гоца) и два заместителя:
Болдырев и Лифшиц. Брешко-Брешковская получила тогда из американских
источников 2100000 рублей. В мае произошел III съезд, где, по словам
автора, Чернов «утратил все претензии на лидерство и капитулировал
перед властью А. Гоца. Не было скандала и открытой борьбы, просто
более сильная личность уселась на водительское место». Произошли
выборы ЦК, где из 20 избранных членов 8 (судя по фамилиям и именам)
были евреи. Летом 1917 г. в большинстве крупных городов эсеры были
избраны городскими головами, в частности, в Петрограде — Шрейдер,
в Москве — Минор. На VII съезде в августе 1917 г. впервые разгорелась
борьба между «обронцами» и сторонниками скорейшего окончания войны.
Руководство представило резолюцию, составленную руководителем первого
течения — Розенблюмом и второго — Штейнбергером.
Почти
одновременно с эсерами на историческую арену в России вышла и социал-демократия.
Первую марксистскую организацию — группу «Освобождение труда» —
в 1883 г. основали Плеханов, Аксельрод и Дейч. Первой социал-демократической
партией в Империи была социал-демократическая партия Царства Польского,
организованная в 1893 г. Розой Люксембург и Лео Иогишес (Тышко).
Второй был «Бунд» — «Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше
и России», созданный в 1897 г. Из него вышли многие лидеры социал-демократии,
наиболее известный — Мартов (Цедербаум), первая работа которого
была посвящена доказательству того, что еврейский пролетариат не
должен в своей борьбе идти на союз с пролетариатом русским, ибо
тот его обязательно предаст. Долго потом, вплоть до 1917г., «Бунд»
играл роль резервуара, из которого все течения социал-демократии
черпали руководящих работников.
Но
среди более молодых деятелей стало преобладать убеждение, что замыкаться
в чисто национальную организацию — это неверная политика. О роли
«Бунда» в создании РСДРП Г. Зиновьев (Радомысльский) пишет в его
«Истории Коммунистической партии»:
«...
во второй половине 90-х г.г. движение еврейских рабочих было
очень значительно, и роль Бунда в партии очень важна. Достаточно
сказать, что главным организатором первого съезда нашей партии
в 1898 г. был Бунд. И совсем не случайно этот съезд был в Минске,
в городе еврейской черты оседл ости, на территории деятельности
Бунда».
На
I съезде РСДРП было всего 9 делегатов: Арон Кремер, Абрам Мутник,
Шая Кац, Борух Эйдельман, Николай Абрамович Банновский, Вигдорчик,
Радченко, Тучапский и Петрусевич. Избранное ЦК составляли Кремер,
Радченко и Эйдельман.
Когда
на II съезде «Бунд» потребовал для себя совершенно исключительного
положения в партии, и эти требования вызвали возражения, то представитель
«Бунда» Либер воскликнул, имея, очевидно, в виду роль «Бунда» в
создании РСДРП: «Так могут говорить только люди родства не помнящие!»
И сейчас же послышались протесты и заверения, что заслуги «Бунда»
никогда забыты не будут. Каждый, кто учился в советской школе, знает
фамилии вождей социал-демократии: Мартов (Цедербаум), Аксельрод,
Дан (Гуревич), Либер (Гольдман), Мартынов (Пиккер), Розанов (Гольдендах),
Троцкий (Бронштейн), Зиновьев (Радомысльский), Каменев (Розенфельд),
Абрамович, Эрлих и т.д., и т.д. Плеханов принадлежал к этническому
меньшинству. Редакция «Искры» в 1900 г. состояла из Плеханова, Аксельрода,
Засулич, Дейча, Мартова и Ленина. После раскола на большевиков и
меньшевиков еврейское влияние было особенно заметно среди меньшевиков.
В связи с V съездом РСДРП Сталин опубликовал статью в газете «Бакинский
пролетарий». В ней говорится:
«Не
менее интересен состав съезда сточки зрения национальностей.
Статистика показала, что большинство меньшевистской фракции
составляют евреи, далее идут грузины, потом русские. Зато громадное
большинство большевистской фракции составляют русские».
Он
объясняет это тем, что меньшевики представляют интересы мелкой буржуазии,
в которой преобладают евреи.
Примерно
в тоже время Ленин записал:
«Число
членов нашей партии теперь свыше 100000 человек: 31000 были
представлены на объединенном съезде, затем 26000 польских социал-демократов,
около 14000 латышских и 33000 еврейских».
(33000
еврейских социал-демократов — это, видимо «Бунд», вновь принятый
в РСДРП, о числе евреев среди «польских» говорит хотя бы то, что
организаторами партии были Роза Люксембург и Лео Йогишес; 31000
«объединившихся» — это, скорее всего, прежние большевики и меньшевики,
объединившиеся на V съезде, о которых писал Сталин. Русские явно
составляли незначительное меньшинство.)
Точка
зрения Сталина подтверждается еще тем, что (как стало позже известно)
при объединении с большевиками меньшевики создали (на конференции
в Женеве, 1903 г.) «теневое политбюро» в составе Аксельрода, Мартова,
Дана, Троцкого, Потресова. Об этом сообщает биограф Троцкого Дейчер.
И исследователь истории меньшевиков Зива Галили пишет: «Среди меньшевиков
преобладали представители двух национальных меньшинств России —
евреев и грузин», «евреи-марксисты были выходцами из обеспеченных,
русифицированных еврейских слоев Санкт-Петербурга, к которым впоследствии
присоединились и выходцы из еврейских местечек в черте оседлости».
Похожая ситуация рисуется поданным послереволюционным. Первая после
революции конференция меньшевиков состоялась в мае 1917 г. В оргкомитет
партии были избраны Хинчук, Исув, Романов, Зарецкая, Ерманский,
Аксельрод, Ермолаев, Гарви, Горев, Смирнов, Дан, Ежов (Цедербаум,
брат Мартова), Батурский, Панин, Юдин, Богданов, Крохмаль, то есть
евреи, видимо, превалировали.
И
в таком мало влиятельном течении, как анархизм, обнаруживается заметное
еврейское присутствие. Конечно, создателем всего течения был Бакунин,
позже наиболее крупной фигурой — Кропоткин. Но с приближением революции
1905 г., когда движение активизируется, в нем все большее участие
принимают евреи. В сборнике (всех известных) документов анархистов,
во вводной статье составитель сборника так характеризует положение
в период революции (1905 г.): «Среди анархистов преобладали евреи
(по отдельным выборкам их число достигало 50 %), русские (до 41
%), украинцы (до 35 %)». (Оценки очень приближенные, почему сумма
и оказывается больше 100 %!). В 1903 г. в Париже создается издательская
группа «Анархия». В том же сборнике ее состав представлен так: Б.Я.
Энгельсон, М.И. Гольдсмит, Рощин (Н.С. Гроссман), М.Э.Р. Дайнов,
Ш.Х. Каганович, С.М. Романов и др. Первый террористический анархистский
акт в XX в. в России совершил в 1904 г. Нисан Фарбер. В материалах
анархистов приводятся некрологи (или иные упоминания) погибших или
казненных террористов. Их полный список: Нисан Фарбер, Арон Елин
(Гелинке), Павел Гольман, М. Шпиндлер (Мойше Гроднер), Ф. Зубарь,
Т.И. Бездырев, Бейниш Розенблюм. Еще упоминаются три еврея (один
из них 16-летний Осип Левин, остальные по имени не названы), перед
казнью отказавшиеся от услуг раввина. После начала войны среди анархистов
произошел раскол: «оборонцев» возглавлял Кропоткин, «интернационалистов»
— Гроссман, Ге (Гольберг) и Шапиро. После Февральской революции
движение опять разделилось. Советы и участие в них поддерживал Кропоткин.
Ему возражал Гейцман (Хаим Лондонский): «Не забираться наверх править».
Некоторые обращения анархистов издавались на идиш (иногда потом
переводились на русский самими анархистами или полицией, захватившей
эти обращения).
Но,
несмотря на большое участие евреев в движении анархистов, незаметно
(в отличие от эсеров) какой-либо национальной ориентации в деятельности
партии. В революцию 1905 г. их организации активнее всего были в
черте оседлости и боролись, главным образом против состоятельных
евреев. Так, первый их терактв ХХ в. был совершен в 1904 г., когда
Нисан Фарбер убил Аврама Кагана в синагоге в Белостоке. В1905 г.
Б. Фридман бросил бомбу в синагогу в Белостоке, где собралась группа
состоятельных евреев (возможно, для обсуждения вопроса о локауте).
Влияние деятельности анархистов в общерусском масштабе сказывалось
разве что в том, что она расшатывала тогдашний образ жизни.
Эсеры,
эсдеки и анархисты — это были партии, называвшие себя революционными.
Кадеты назывались лишь оппозиционной партией, но, по существу, были
партией революционной, имевшей целью изменение государственного
строя. Эту их роль в I Государственной думе очень ясно показал в
своей книге историк Герье. Официальным вождем партии был Милюков.
Но Тыркова-Вильямс пишет в своих воспоминаниях: «Милюков был окружен
темноглазыми почитателями и особенно почитательницами, к которым
он был очень чувствителен. Но не он дирижировал хором, а скорее
тот — им». Удивительно, что и Меньшиков в связи с Милюковым применяет
то же сравнение — «подставной дирижер». Фактическим редактором официального
органа кадетов, газеты «Речь», был Гессен. Кое-что об источниках
финансирования газеты сказано в гл. 10. В ЦК кадетской партии из
числа евреев входили: Винавер, Гессен, Изгоев (Ланде), Каминка,
Мандельштам, Петражицкий. Меньшиков, кроме того, называет среди
«вождей кадетов»: Ганейзера, Ганфмана, Греве, Иоллоса, Гуревича,
Розенберга, Штильмана, Фридмана.
Эти
факты дадут, однако, очень односторонний взгляд, если не отметить,
что в руководстве кадетов громадное место занимали также помещики
и дворяне старых родов, известные профессора (кадеты считались «профессорской
партией»). Тыркова-Вильямс перечисляет: Шаховской, Долгорукий, Радичев,
Муханов, Свечин, Петрункевич. Из профессоров — Муромцев, Милюков.
Тыркова поражается: а в программе — насильственное отчуждение помещичьих
земель? Но на этом пути веяло властью. Да и деньги вдруг полились.
Она сама удивляется: за один год ее заработки увеличились в 4 раза!
Картина
будет неполной, если мы не отметим, что начиная с 1916 г. (в частности,
во время Февральской революции) главой русского масонства (секретарем
«Великого Востока народов России») был Гальперн. (После Февральской
революции ему была предоставлена должность управляющего делами Временного
правительства). А позиция русского масонства формулировалась одним
из его активных членов так:
«Организация
носит определенно революционный характер и стремится к насильственному
перевороту».
Подсчеты,
мне кажется, в таких случаях мало поясняют, но все же приведем некоторые.
М.Н. Покровский утверждал:
«Поданным
различных съездов, евреи составляют от 1/4
до 1/3 организаторского слоя всех революционных
партий».
Ларин
(Лурье) пишет, что среди арестованных и сосланных евреи составляли
около одной четверти.
По
просьбе графа Игнатьева ген. Сухотин, командующий Сибирским военным
округом, привел данные о лицах, находящихся под гласным надзором
полиции в Сибири на 1 января 1905 г. Их было: русских — 42 %, евреев
— 37 %, поляков — 14 %.
Бундовец,
а потом большевик Рафес в «Истории еврейского рабочего движения»
приводит цифры английского исследователя Раппопорта: с марта 1903
г. до ноября 1904 г. через Александровский равелин прошло 384 политических
заключенных. Из них евреи — 53,9 %, русские — 26,4 %, поляки — 10,4
%. Из женщин: 64,3 % — еврейки.
Все
эти цифры близки и, видимо, дают правильную картину относительно
тех членов революционных партий, которые вели активную работу. Но
в руководстве положение было, как мы видели, иным. А политика этих
партий (в основном, подпольных) определялась далеко недемократическими
канонами. В качестве примера, перескакивая через десятилетие, приведем
VII съезд большевистской партии в 1918 г. Это был чрезвычайный съезд,
обусловленный грозой раскола в связи с подписанием Брестского мира
(он и назывался подпольным). Там была принята резолюция, обязывающая
сохранить в тайне принятые решения. Председатель даже подчеркнул,
что «Ни один член съезда не имеет права давать какие бы то ни было
сведения кому бы то ни было». То есть тот слой партии, который собрался
тогда в Москве, принимал весьма радикальные решения (напомню, что
согласно резолюции, внесенной Лениным, съезд уполномочивал «объявить
войну любой империалистической державе и всему миру, когда ЦК партии
найдет момент для этого подходящим»), скрывая это от остальных членов
партии.
Сухие
цифры могут дать ложную картину. Но вот точка зрения схватчивого
(и не склонного к теоретизированию) наблюдателя. Шульгин пишет об
«энергии и вирулентности» «освободительного движения» 1905 г.:
«...каковому
движению еврейство дало спинной хребет, костяк».
И
убийца Столыпина Богров был еврей, причем перед покушением в разговоре
с деятелем партии эсеров Лазаревым сказал: «Я еврей, и позвольте
вам напомнить, что мы и до сих пор живем под господством черносотенных
вождей». Все это сплетается в загадку. Столыпин как раз предлагал
уничтожить все ограничения, существовавшие для евреев. Правда, текст
его предложений, отвергнутых Николаем II, стал известен только после
революции, но трудно себе представить, чтобы в еврейской среде не
была известна общая позиция Столыпина. Да таков был и весь дух столыпинских
реформ. Как же тогда понять мотив покушения Богрова?
2.
Революция
Но
вот наступила революция, и все проблемы отступили перед вопросом
о власти.
Интересно
отметить, что во Временном правительстве, сколько раз его не перетряхивали,
кажется, не было ни одного еврея. Правда, и власть его была довольно
иллюзорной. Трудно сказать, кто же обладал властью непосредственно
после Февральской революции и обладал ли ею кто-либо. Но ближе всего
к этому находился президиум Петроградского Совета рабочих и солдатских
депутатов — странное политическое образование, никем не выбранное,
«само собою» организовавшееся. Процесс его возникновения подробно
описывает в своих воспоминаниях Суханов (Гиммер). Видимо, первый
«обмен мнениями» произошел на квартире у Н.Д. Соколова, 25-го февраля.
По крайней мере с этого «совещания» начинает свою историю Суханов.
Он вспоминает, что собрались случайно: кто зашел узнать о новостях,
кому позвонили по телефону. Но из опубликованных впоследствии воспоминаний
видно, что собрание было созвано по масонской линии. Затем, 27 февраля
Временный Исполнительный Комитет Совета рабочих депутатов собрался
в Таврическом дворце. Его состав: Богданов, Гвоздев, Капелинский,
Гриневич (Шехтер), Скобелев, Чхеидзе, Франкорусский, Соколов, Эрлих.
На базе его, путем кооптации, был создан постоянный Исполком. Так,
уже 28-го в него были включены Сталин и Рафес (которого вскоре заменил
Либер).Так дальше и шло: «Исполком приглашал в свою среду приехавших
из имевших явные заслуги перед движением», — поясняет Суханов. Так,
15-го марта приехал и Ларин (Лурье) и Урицкий, еще через 2 недели
— Мартов. 19-го вернулись из ссылки Церетели и Гоц, 28-го-Дан, 31-го-Камков
(Кац). Наконец, 3-го апреля — Ленин и все спутники по «вагону».
Стоит
вспомнить и то, что председателем Петросовета был Чхеидзе — масон,
а русским масонством тогда руководил Гальперн. Он пишет в своих
воспоминаниях: «Основные переговоры с Советом рабочих депутатов,
т.е. Чхеидзе, вел я». Этому очень помогала «братская» связь. Часто
он говорил: «Чего кочевряжишься, ведь все же наши считают это неправильным,
надо исправить и сделать по-нашему». Органом Совета были «Известия»,
а их редактором — Стеклов (Нахамкес), одна из наиболее влиятельных
тогда личностей. Когда произошла первая встреча представителей Временного
Правительства и Совета, то Совет представляли три человека, из которых
два были Стеклов и Суханов.
Вернувшийся
из эмиграции Плеханов говорил, что по его наблюдениям русские революционеры
изменились: раньше это были голубоглазые блондины, а теперь «товарищи
все какие-то черненькие, с южным акцентом». Вероятно, он считал,
что имеет право на такие шутки, так как был женат на Розе Бонгард.
Но надо ли удивляться, что он потерял всякое влияние! Наблюдения
Плеханова можно проверить по спискам революционеров-эмигрантов,
прибывших из Швейцарии через Германию в Россию в марте 1917 г.,
эти списки позже опубликовал Бурцев. Так, список № 1 состоит из
29 лиц, из которых вне сомнения евреями являются 20. В списке №
2 пропорции для С.-Д. — 38 из 63, для С.-Р. — 10 из 17, С.-Д. Царства
Польского и Литвы — 2 из 3, Польской Партии Социалистической — 2
из 3 и, конечно, для «Бунда», Поалей-Цион и Сионистов-Социалистов-100
%. Кроме того, были «дикие» — 10 из 18.
По
поводу Февральской революции 1917 г. Шульгин говорит:
«Когда-нибудь
история (если ее не затушуют, не задавят и не подделают) расскажет
этот процесс. У живых же свидетелей, у очевидцев, от этого времени
осталось неизгладимое впечатление: евреи и грузины — грузины
и евреи».
Положение
в «революционной демократии» ярко характеризует такой драматический
эпизод. Непосредственно после октябрьского переворота крупнейший
и влиятельный профсоюз — ВИКЖЕЛЬ (железнодорожников) — отказался
признать новое правительство и требовал соглашения между всеми социалистическими
партиями, в противном случае угрожая забастовкой. Состоялось так
называемое «Совещание при ВИКЖЕЛЕ», участниками которого были (согласно
«Протоколам ЦК») от меньшевиков-оборонцев — Дан (Гурвич) и Эрлих,
от меньшевиков-интернационалистов — Мартов (Цедербаум) и Мартынов
(Пиккер), от правых эсеров — Гейдельман и Якоби, от левых — Колегаев
и Малкин, от Комитета спасения родины и революции» — меньшевик Вайнштейн,
а от большевиков — Каменев (Розенфельд), Сокольников (Бриллиант)
и Рязанов (Гольдендах). (Были представлены также Всероссийский Совет
крестьянских депутатов и Союз служащих государственных учреждений.
Фамилии их представителей не приведены.) Вот эти люди и решали тогда
судьбу России. Потом выяснилось, что представители большевиков не
имел и даже полномочий для заключения какого-либо соглашения, а
затягивали переговоры с целью дать новой власти укрепиться. На заседании
ЦК от 1 (14) ноября Ленин сказал, что «переговоры должны были быть
как дипломатическое прикрытие военных действий». Это впрочем было
очевидно и во время переговоров, но почему-то собравшимся было выгодно
делать вид, что они не понимают ситуации, и они сообща ломали комедию.
По
мере того, как набирали силу большевики, еврейское влияние перетекало
от меньшевиков к ним: теперь то, что писал Сталин о V съезде РСДРП,
уже совершенно не отражало действительность. Был ли сам вождь большевиков
евреем на 1/2 или только на 1/4
— совсем не важно. Гораздо важнее, какой сам себя ощущал. Однажды
Ленин сам коснулся этого вопроса. В разговоре с Горьким он заметил,
что русский человек умным бывает «ой, как редко».
«Русский
умник почти всегда или еврей, или человек с примесью еврейской
крови».
При
известной ленинской скромности невозможно себе представить, чтобы
себя он исключил из числа «умников». Ещё более важный показатель
— что он всю жизнь работал и добился руководящего положения в среде,
где большую часть составляли евреи, а в особенно ответственных случаях
опирался почти исключительно на евреев. Так, после революции начальником
охраны Ленина был чекист Беленький. Такая тонкая операция, как финансовая
связь с немцами в 1917 г., была поручена почти одним евреям. В ней
участвовал и Парвус (Гельфанд), Ганецкий (Фюрстенберг), Урицкий,
Радек (Собельзон), Суменсон. Из других участников (чьи имена были
известны), Боровский (Орловский) был, видимо, поляк и только Козловский,
— возможно, русский.
Вообще
руководство большевиков к Октябрю состояло в большой степени из
евреев. Например, для подготовки восстания было создано политическое
бюро (прообраз будущего Политбюро). Состав: Ленин, Зиновьев, Каменев,
Троцкий, Сталин, Сокольников (Бриллиант), Бубнов. То есть евреи
преобладали, а русский здесь один Бубнов.
Произошёл
октябрьский переворот. В период, непосредственно за этим следовавший,
власть находилась в руках не советов, конечно, не партии, даже не
ЦК, а трёх человек: Ленина, Свердлова и Троцкого. Свердлов, задолго
до Брежнева, соединил водном лице пост главы государства (председатель
ВЦИК) и секретаря ЦК (тогда — единственного). Во главе армии стоял
Троцкий, Петроград возглавлял Зиновьев, Москву — Каменев, внешней
политикой руководил Радек, Коминтерном — Зиновьев, прессой — Стеклов.
Сначала во главе комсомола стоял Оскар Рыбкин, потом его сменил
Лазарь Щацкин.
Ещё
поразительнее, что практически у всех не-еврейских вождей жёны были
еврейки. Так, женой Дзержинского была Соня Мушкат; одной женой Бухарина
была Гурвич, другой — Лурье; женой Рыкова была Маршак, Молотова
— Жемчужина (Перл Карповская), Ворошилова — Горбман, Кирова — Маркус,
Ежова — Евгения Соломоновна Ноткина, Куйбышева — Коган, Андреева
— Хазан (впрочем, многие из перечисленных лиц были женаты несколько
раз, так что у них могли быть и другие жены).
Производит
впечатление, что в этот период тот, кто не был евреем, не имел хотя
бы некоторых еврейских предков, для того, чтобы войти в высший слой
лиц, стоящих у власти, стать там своим человеком, должен был иметь
жену-еврейку. Исключение было возможно для грузина, вроде Сталина,
для русского оно не допускалось. И ведь так оно продолжалось вплоть
до маршала Жукова (1-я жена) и Брежнева.
Удивительным
фактом, который нельзя не отметить, было массовое участие евреев
в ЧК. Какие мемуары того времени ни возьми, натыкаешься на имена
еврейских чекистов: в Одессе — Горожанин (Кудемский), Гришин (Клювгант),
Ровер, в Киеве — Ремовер, Розанов (Розенблат), Соколов (Шостак),
Бувштейн, в Харькове — Абугов, Дагин, Даганский, Мазо, Островский,
Португейс, Шаров (Шавер), Фельдман, Иесель Манькин, в Николаеве
— Алехин (Смоляров), Вайнштейн, Спектор, на Украине и в Крыму —
Гай (Штоклянд), Дмитриев (Плоткин), Говлич (Говбиндер), Зеликман,
но и вне бывшей «черты оседлости», в Твери — Ревекка Палестинская,
на Урале, Гольдман, в Симбирске — Бельский (Левин), в Самаре — Визель,
Рейхман, в Саратове — Дейч, в Курске-Волков (Вайнер), Каминский,
в Перьми и Вятке — Берман, в Пскове и Новгороде — Пассов, в Воронеже
— Рапопорт, в Архангельске — Кацнельсон, да даже в Сибири — Бак,
Южный, Берманы (оба брата), в Туркестане — Гержот, Диментман, Каплан,
Слуцкий, в Самарканде — Паукер, на дальнем Востоке — Литвин, при
ликвидации сдавшихся в плен офицеров Врангелевской армии — Землячка
(Залкинд) и Белла Кун. И в столицах: Петрограде — Урицкий (глава
ЧК), Вейзагер, в Москве — Леплевский, Мессинг, Гендин, Рапопорт.
В Особом отделе ВЧК — Агранов, Алиевский, Паукер, в секретном отделении
— Генкин и т.д., и т.д. И в верхушке: Фельдман — начальник следственного
отдела ЧК, Трилиссер — иностранного, а среди членов коллегии ЧК
— Ягода, Урицкий, Закс (левый эсер). Мельгунов (полностью следующий
либеральным нормам), говоря об одной книге (мне недоступной), посвященной
эпохе гражданской войны, пишет:
«В
своих заключительных строках книга принимает откровенно антисемитский
характер, что дает возможность говорить о ее тенденциозности.
Мы как-то уж привыкли не доверять литературным произведениям,
выходящим из-под пера лиц, не способных возвыситься над шаблоном
зоологических чувств узкого шовинизма. Но сведения, идущие из
источников другого происхождения, подтверждают многое, о чем
говорится в этой книге».
И
он, по-видимому, прав! Любое описание террора того времени, если
оно специально не обработано, будет (пользуясь либеральным языком)
«принимать антисемитский характер». Это вполне относится и к самой
книге Мельгунова.
Шульгин
приводит список лиц, находившихся на командных должностях Киевской
ЧК: из 20 фамилий там 4-5 русских, остальные — евреи. Он пишет:
«Но
если бы в этих местных чрезвычайках не было ни одного еврея,
то и тогда все же эти расправы были бы делом еврейских рук по
той причине, что коммунистическая партия, от лица которой все
это делалось, во всероссийском масштабе руководилась евреями».
Но
остается факт очень значительного личного участия евреев в осуществлении
террора. Ведь это опасно — составляя незначительное меньшинство
в стране, так решительно становиться на одну сторону в гражданской
войне, с таким азартом полоскаться в крови коренного населения.
Для такой цели в каждой стране можно найти исполнителей и из основного
населения. В издающемся сейчас в Израиле на русском языке журнале,
разбирая исторический роман из предреволюционной эпохи, критик М.
Перах упрекает автора, что он не изобразил черту оседлости и процентную
норму, а без этого будет непонятно, «откуда взялись... жестокие
комиссары в кожанках с маузерами на боку, не выговаривающие букву
эр». Т.е. обсуждаемое явление он объясняет ненавистью, вызванной
ограничениями евреев в дореволюционной России. Если это так, то
вскрывает очень специфические особенности еврейского характера,
ибо черта оседлости или процентная норма при получении образования
не были же сравнимы ни с татарским игом, ни с польским нашествием
в смутное время. И к тому же, положение евреев непрерывно улучшалось:
во время войны ограничения были сняты для членов семей призванных
в армию, а уж после февральской революции они получили все возможные
права.
Похожую
мысль высказывает в воспоминаниях Мартов. Он происходил из зажиточного
одесского семейства Цедербаумов. Когда ему было 3 года, в Одессе
произошел погром. Он был остановлен и не дошел до их дома. Но, вспоминая,
Мартов пишет:
«Был
ли бы я тем, чем стал, если бы на пластической юной душе российская
действительность не поспешила запечатлеть своих грубых перстов
и под покровом всколыхнутой в детском сердце жалости заботливо
сохранить спасительную ненависть».
Здесь
приоткрывается совсем новый фактор. Мы всегда считали, что революционерами
двигала «любовь к народу», как бы своеобразно она ни понималась;
наконец, стремление воплотить в жизнь социалистическую утопию. Но
оказывается, одним из стимулов была еще «спасительная ненависть»;
у одного ли Мартова? Очевидно, были какие-то причины, делавшие притягательным
непосредственное, личное участие в ЧК, расстреле царской семьи,
преследованиях православной церкви, несмотря на опасность навсегда
посеять вражду между своим народом и основной массой населения.
В
«Дневнике писателя» Достоевский говорит:
«...мне
иногда входила в голову фантазия: ну что, если б это не евреев
было в России три миллиона, а русских; а евреев было бы 80 миллионов
— ну, во что обратились бы у них русские и как бы они их третировали?
Дали бы они им свободно сравняться с собою в правах? Дали бы
им молиться среди них свободно? Не обратили бы прямо в рабов?
Хуже того: не содрали бы кожу совсем? Не избили бы дотла, до
окончательного истребления, как делывали они с чужими народностями
в старину, в древнюю свою историю?»
Как
это ни печально, «фантазия» Достоевского почти осуществилась в реальности:
правда, не так, что пропорция евреев и русских изменилась, но благодаря
тому, что на какой-то момент силы их оказались в таком соотношении,
как будто евреев было в несколько десятков раз больше русских. И
нельзя сказать, чтобы результат оказался совсем уж непохожим на
тот, который мерещился Достоевскому.
Шульгин
пишет, обращаясь к евреям:
«Вы
жаловались, что во время правления «русской исторической власти»
бывали еврейские погромы; детскими игрушками кажутся эти погромы
перед всероссийским разгромом, который учинен за одиннадцать
лет вашего всевластия».
Безусловно,
этот «всероссийский разгром» совершался не исключительно еврейскими
руками, а коммунистической властью. Но это не снимает вопроса о
том, почему же еврейские силы с таким азартом приняли участие в
«разгроме». Вся эпоха военного коммунизма состояла из сплошной череды
крестьянских восстаний, усмиряемых центральной властью. Обычно это
трактуется как «борьба захлеб», очень жестокий способ осуществления
продразверстки. Но изучение конкретных ситуаций не подтверждает
такого представления. В громадном числе случаев власти просто шли
войной на крестьян. Речь шла о какой-то несовместимости. Не об экономической
операции, — скорее это было похоже на религиозные войны, которые
раньше пережила Западная Европа. Например, в Воронежской губернии
продразверстку проводил гражданин Марголин. Свидетель рассказывает:
«По
приезде в село или волость он собирает крестьян и торжественно
заявляет: «Я вам, мерзавцам, принес смерть. Смотрите, у каждого
моего продармейца по сто двадцать свинцовых смертей на вас,
негодяев» и т.д. Затем начинается требование выполнить продовольственную
разверстку, а потом порка, сажание в холодный сарай и т.д.»
То
есть, на первом месте стояла смерть, а уже потом, как декорация,
появлялась продразверстка.
Более
подробно известна история так называемого «расказачивания». Речь
идет о системе мер, направленных против донского казачества в период,
когда там, как казалось, установилась коммунистическая власть (конец
1918 г. — начало 1919 г.). Меры эти предварительно обсуждены в сохранившейся
переписке Свердлова и А.А. Френкеля. Френкель был одним из членов
«Донбюро» (председателем был Сырцов), но писал Свердлову именно
он и ряд решений, касающихся казаков, подписывал тоже он. Видимо,
это было какое-то доверенное лицо Свердлова. Так, Френкель ставит
вопрос:
«Предстоит
очень большая и сложная работа по уничтожению, путем целого
ряда мероприятий, главным образом, в аграрном вопросе, кулацкого
казачества как сословия, составляющего ядро контрреволюции».
В
результате, в январе 1919 г. Оргбюро ЦК РКП(б) (наряду с Политбюро
— один из руководящих органов партии), возглавлял которое Свердлов,
принимает «Циркулярное письмо об отношении казакам», которое начинается
так:
«1.
Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их
поголовно, провести беспощадный массовый террор по отношению
ко всем казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное
участие в борьбе с Советской властью.»
Эти
меры и реализовались: сохранился ряд сообщений о массовых расстрелах
в станицах. В феврале была издана «Инструкция реввоенсовета Южфронта
к проведению директивы ЦК РКП(б) о борьбе с контрреволюцией на Дону»,
содержавшая указания:
«...обнаруживать
и немедленно расстреливать: а) всех без исключения казаков,
занимавших служебные должности по выборам или по назначению...
е) всех без исключения богатых казаков».
Подписи
— Реввоенсовет Южного фронта: И. Ходоровский, В. Гитис, А. Колегаев.
Управляющий делами Реввоенсовета Южного фронта — В. Плятт.
В
обращении (за теми же подписями) говорится:
«Необходимы
концентрационные лагеря с полным изъятием казачьего элемента
из пределов Донской области».
Все
эти меры энергично осуществлялись, о чем есть много свидетельств.
Происходили массовые расстрелы. В итоге «расказачивания» численность
донских казаков сократилась с 4,5 млн. до 2 млн. Результатом (в
марте 1919 г.) было Верхне-Донское восстание. В борьбе с ним Реввоенсовет
8-й армии указывал:
«...уничтожены
должны быть все, кто имеет какое-то отношение к восстанию и
к противосоветской агитации, не останавливаясь перед процентным
уничтожением населения станиц».
(Даже
без ограничений пола и возраста! — И.Ш.) Подписи: Реввоенсовет 8-й
армии, И. Якир, Я. Вестник.
3.
Вопрос о власти
Многие
пытались выразить еврейское влияние (Шульгин даже говорил о «всевластии»)
послеоктябрьской революции в численной форме, на основе тех или
иных подсчетов. Например, приводятся списки, создающие впечатление
почти стопроцентной концентрации евреев во власти. Но мне кажется,
что это очень зависит от выбора того органа, список членов которого
приводится. Так, первый состав Совнаркома был: Ленин, Троцкий, Рыков,
Милютин, Ногин, Ломов, Сталин, Шляпников, Теодорович, Глебов-Авилов,
Антонов-Овсеенко, Крыленко, Дыбенко, Луначарский — он дает другую
картину. Но ведь надо иметь в виду, что Совнарком — исполнительный
орган. (Да и Троцкий говорил: «Будет гораздо лучше, если в первом
революционном советском правительстве не будет ни одного еврея».
Хотя без него самого, видимо, обойтись было просто невозможно).
Ктому же, например, Троцкий, который в первом составе СНК должен
был заниматься иностранными делами, пишет в воспоминаниях об этом
времени:
«Я
отдавал все силы перевороту, предоставив заботы по министерству
иностранных дел товарищам Малкину и Залкинду».
Реальная
власть принадлежала (как об этом говорили и недовольные большевики
на съездах) Ленину, Троцкому и Свердлову. На похоронах Свердлова
Ленин сказал, что тот многие вопросы вообще решал единолично. Если
же говорить о каком-то органе, то властью было Политбюро. Первым
его зародышем был, видимо, комитет, созданный на совещании дома
у Суханова в преддверии переворота. Его состав мы уже приводили:
Ленин, Зиновьев, Каменев, Троцкий, Сталин, Сокольников, Бубнов.
На VI съезде Политбюро не выбирали, но было Бюро ЦК — Ленин, Сталин,
Троцкий, Свердлов. На VII (чрезвычайном) съезде опять Политбюро
не избирали. Оно возродилось на VIII съезде в составе: Ленин, Каменев,
Крестинский, Троцкий, Сталин. Потом отсутствовало на IX съезде.
Далее его состав был:
X
съезд — Ленин, Троцкий, Зиновьев, Сталин, Каменев;
XI
съезд — Ленин, Троцкий, Зиновьев, Каменев, Рыков, Томский;
XIIсъезд
— Ленин, Каменев, Троцкий, Сталин, Зиновьев, Рыков,
Томский, Бухарин;
XIII
съезд — Каменев, Троцкий, Сталин, Зиновьев, Рыков, Томский, Бухарин.
Это
вплоть до 1924 г. — весь период революции и ее утверждения. Политбюро
состояло из 5-7 человек. Из них Ленин, «по его собственному определению»,
«человеке примесью еврейской крови», и еще 2 или 3 еврея. По современной
терминологии, это был «контрольный пакет» (если еще вспомнить о
женах Бухарина и Рыкова). Речь вовсе не идет о каком-то централизованном
заговоре. Какие бы силы ни создавали ту «чудесную взаимосвязь»,
о которой говорит Гретц (в цитате, приведенной в гл. 1), их действию
были подвержены большинство членов Политбюро любого состава. Для
современников это и выражалось как «всевластие» евреев в то время.
Но
в таких тонких вопросах впечатления одного современника дают больше,
чем списки и подсчеты. Шульгин, например, говорит о времени гражданской
войны:
«В
Красном стане евреи изобиловали и количественно, что уже важно,
но сверх того занимали командные высоты, что еще важнее».
Он
говорит о «выпиравшем совершенно явственно факте», с его точки зрения,
составлявшем «суть дела»:
«Организационной
и направляющей силой в стане Красной армии были евреи».
Для
примера он приводит Белую армию, где общепризнанно, что руководящей
силой было офицерство. Хотя много бывших офицеров воевало в рядах
Красной армии.
«Однако,
никому не приходит в голову говорить, что коммунистической партией
руководили офицеры; и, наоборот, все говорят уверенно, что Белое
движение велось офицерством. Почему? Да потому, что в Красном
стане русское офицерство было на роли «быдла», а в Белом — оно
было «первенствующим сословием».
Вот
точно таким первенствующим сословием были евреи в Красном стане».
Похоже,
и в большевистском лагере проблему чувствовали. Например, в 1923
г. Троцкий на пленуме ЦК вспоминал, что сразу после захвата власти
Владимир Ильич, лежа на полу, сказал: «Т. Троцкий, мы сделаем Вас
наркомвнуделом, Вы будете давить буржуазию и дворянство», — но он
отказался: «Нельзя давать такого козыря в руки наших врагов».
Как
и на предложение стать единственным заместителем Ленина, «чтобы
не дать нашим врагам повода сказать, что Россией правит еврей».
Американский
советолог Р. Пайпс пишет:
«Троцкий
был в Совнаркоме единственный евреем. По-видимому, большевики
опасались обвинения в том, что они — «еврейская партия», создавшая
правительство, которое будет служить интересам “международного
еврейства”».
Выступая
на том же пленуме ЦК, Троцкий говорил:
«Вы
помните, какой вред принесло нам в гражданскую войну то, что
во главе Красной Армии стоял еврей».
(Если
он действительно так думал, то непонятно, зачем он назначил своим
заместителем и по Реввоенсовету, и по Наркомвоенмору Склянского.
Если бы хоть это был незаменимый военный специалист, а то, недоучившийся
медик!).
По
поводу всего революционного движения — и до, и после 1917 г. — взвешенным
свидетельством о роли евреев мне кажется книга «Россия и евреи»,
изданная в Берлине в 1923 г. Это собрание статей шести евреев, отнюдь
не отказавшихся от своей национальности, озабоченных тем, как сложатся
в будущем отношения их народа с другими народами России. Вот что
они пишут.
«Не
подлежит никакому сомнению, что число евреев, участвовавших
в партии большевиков, а также во всех других партиях, столько
способствующих так называемому углублению революции — меньшевиков,
эсеров и т.д. как по количеству, так и по выпавшей на них роли
в качестве руководителей, не находится ни в каком соответствии
с процентным отношением евреев ко всему населению России. Это
факт безусловный, который надлежит объяснить, но который бессмысленно
отрицать».
(Левин)
«Теперь
еврей — во всех углах и на всех ступенях власти. Русский человек
видит его и во главе первопрестольной Москвы, и во главе Невской
столицы, и во главе армии, совершеннейшего механизма самоистребления.
Он видит, что проспект Св. Владимира носит славное имя Нахимсона,
исторический Литейный проспект переименован в проспект Володарского,
а Павловск — в Слуцк. Русский человек видит теперь еврея и судьей,
и палачом».
(Бикерман)
«Ряды
социалистов были переполнены евреями. И когда по линиям русских
государственных судеб над Россией — если можно так выразиться
— стрясся вместе с революцией социализм как проявление, результат
и фактор общегосударственного развала и народного разложения,
тогда эти евреи со всей своей численностью и энергией оказались
на передовой волне разложения».
(Ландау)
«Еврей
вооружал и беспримерной жестокостью удерживал вместе красные
полки, огнем и мечом защищавшие «завоевания революции», по приказу
этого же еврея тысячи русских людей, старики, женщины бросались
в тюрьмы, чтобы залогом их жизни заставить русских офицеров
стрелять в своих братьев...»
(Бикерман)
В
новейшее время представительница «третьей волны» эмиграции С. Марголина
пишет:
«Вопрос
о роли и положении евреев в советской истории относится к числу
самых важных и одновременно самых табуизированных вопросов нашего
времени... Особый и почти не исследованный вопрос — работа евреев
в репрессивных органах: ЧК, ГПУ и НКВД... Что ни говори, а ужасы
революции и гражданской войны, как и последующих репрессий,
тесно слились с образом еврейского комиссара».
Опять
из сборника «Россия и евреи»:
«...в
этой смуте евреи принимают деятельнейшее участие в качестве
большевиков, в качестве меньшевиков, в качестве автономистов,
во всех качествах, а всё еврейство в целом, поскольку оно революции
не делает, на неё уповает и настолько себя с ней отождествляет,
что еврея-противника революции всегда готово объявить врагом
народа».
(Бикерман)
Связь
евреев и революции, отмеченная в последней цитате, была симметричной.
Если еврея-противника революции евреи объявляли врагом своего народа,
то и новая власть противника евреев объявляла своим врагом. В «Известиях
ВЦИК» от 27 июня 1918 г. опубликовано сообщение «От Совета народных
комиссаров». В нём говорится:
«СНК
объявляет антисемитское движение и погромы евреев гибелью (!
— И.Ш.) дела революции... Погромщиков и ведущих погромную агитацию
предписывается ставить вне закона».
Закон,
предписывающий кого-либо ставить вне закона, кажется, уникален в
истории.
В
принятом в 1922 г. Уголовном кодексе статья 83 предписывалось:
«За
разжигание национальной вражды в особо отягчающих обстоятельствах
— кара до расстрела».
Еще
одно свидетельство принадлежит С.С. Маслову — известному специалисту
по сельскохозяйственной кооперации, депутату Учредительного собрания.
В начале 20-х годов он эмигрировал (или был выслан?) и описал то,
что пережил до того в Советской России. Он пишет:
«Распространенное
выражение «жидовская власть» весьма часто в России, особенно
на Украине и в бывшей черте оседлости, понимается не как зазорное
определение власти, а как совершенно объективное определение
ее состава и ее политики. Когда украинец-крестьянин называет
свою гужевую и трудовую повинность «жидовской панщиной», он
выражает только свое искреннее убеждение, что панщина введена
действительно евреями. В определение власти как «жидовской»
вкладывается двойной смысл: советская власть, во-первых, отвечает
желаниям и интересам евреев, во-вторых, власть фактически находится
в руках евреев. Характерный бытовой факт, отражающий первый
смысл определения власти: если к свободно разговаривающей о
советских порядках группе лиц (не евреев) подойдет еврей, даже
лично знакомый собеседникам, разговор почти всегда круто обрывается
и переходит в другую плоскость».
Тогда
же, когда вышла книга С.С. Маслова (в 1922 г.), в эмигрантской газете
«Еврейская трибуна» появилась статья Е. Кусковой (сначала участницы
«Освободительного движения», потом пытавшейся организовать комитет
помощи голодающим в России — в кличке ПРОКУКИШ, данной большевистской
прессой этому комитету, ей принадлежит «КУ», а потом высланной из
СССР). Статья называется «Кто они и как быть?» Она передает свои
впечатления о русско-еврейских отношениях в Советской России. Женщина-врач,
еврейка, говорит:
«Еврейские
большевистские администраторы испортили мне мои прекрасные отношения
с местным населением... И это население относится ко мне теперь
отвратительно, и я чувствую себя отвратительно».
Или
учительница:
«Понимаете,
меня ненавидят дети, вслух орут, что я преподаю в еврейской
школе. Почему в еврейской? Потому что запрещено преподавать
Закон Божий и выгнали батюшку.
—
Да я-то тут при чем? Ведь распоряжение дал Наркомпрос?
—
Да потому, что в Наркомпросе — все евреи, а вы от них поставлены».
Кускова
цитирует прокламацию Политуправления (Наркомпроса?), разъясняющую,
почему «так много евреев»:
«Когда
российскому пролетариату понадобилась своя интеллигенция и полуинтеллигенция,
кадры административных и технических работников, то неудивительно,
что оппозиционно настроенное еврейство пошло ему навстречу...
Пребывание евреев на административных постах новой России —
совершенно естественная и необходимая вещь, будь эта Россия
кадетской, эсеровской или пролетарской».
Но
может быть, те евреи, которые занимали руководящее положение в социалистическом
движении и в русской революции, в самом еврействе составляли меньшинство,
оторвавшееся от своих национальных корней? Может быть, их позиции
вызывало осуждение евреев, верных своим национальным традициям?
Действительно, такие голоса раздавались: — таков, например, смысл
книги «Россия и евреи», которую мы выше цитировали (авторы выступали
в этом вопросе не только как теоретики: один из них, Пасманик, сотрудничал,
например, с правительством Деникина и Врангеля). Но как раз в этой
книге авторы заверяют нас, что встретили враждебность и осуждение
основной массы еврейства. Так, еврейская пресса писала о них:
«Там
имеются такие еврейские элементы, которые не могут быть приняты
в счёт. Это отбросы еврейской общественности, сроднившиеся с
Врангелем и проделавшие с его армией весь длинный путь...»
В
статье М. Бикермана рассказывается о банкете русско-еврейскиx общественных
деятелей в эмиграции и о выступлении одного обамериканившегося еврея,
сказавшего:
«Евреям
жаловаться на Россию нечего, мы всегда с удовлетворением отмечали
случаи, когда в Англии или Франции выдающийся еврей достигал
власти... теперь в России чуть ли не половина министров — евреи».
Далее
рассказывается об одном еврейском деятеле (автор называет его «белым
вороном»), предложившим высокому еврейскому духовному лицу организовать
протест против казней православных священников в СССР. Тот, подумав,
ответил, что это значило бы бороться против большевиков, чего он
не считает возможным делать, так как падение большевистской власти
привело бы к еврейским погромам и тем самым его руки оказались бы
обагрёнными еврейской кровью. Автор резюмируют:
«Общественное
мнение еврейства всего мира отвернулось от России и повернуло
в сторону большевиков. Французский же, английский или американский
еврей и не обязан думать о том, как выбраться России из пропасти,
куда она ввергнута была бессмысленным бунтом, именуемым революцией,
и у него о России и делах русских остаётся только одно: существующая
власть большевиков уже тем благодетельна, что она не допускает
еврейских погромов; ей угрожает «реакция», готовая евреев истребить».
Последняя
мысль находит подтверждение в неожиданном источнике. В своей полемике
с Троцким по поводу террора в России (собственно, это ответ на статью
Ленина «Пролетарская революция и ренегат Каутский») Каутский пишет:
«То,
чего мы опасаемся, это не диктатура, а нечто, пожалуй, гораздо
худшее. Вероятнее всего, что новое правительство будет чрезвычайно
слабо, так что оно не сможет, даже если захочет, справиться
с погромами против евреев и большевиков.
...потому
мы вынуждены защищать его (большевизм — И.Ш.) как меньшее зло».
(Хотя
в самом названии книги автор характеризует положение в России как
«государственное рабство».)
То
есть отношение к коммунистической власти как «власти, охраняющей
евреев от погромов», оказывается для Каутского на первом месте при
всех имевшихся партийных разногласиях.
В
книге «Россия и Евреи» не раз обсуждается связь между политически
активной частью еврейства и остальной массой:
«Дело
было здесь не в том огромном количестве активных партийных людей,
социалистов и революционеров, влившихся в нее (революцию — И.Ш.);
дело в том широком сочувствии, которым она была встречена, а
в некоторой степени сопровождалась и позже... Ясно, что были
какие-то сильные мотивы, которые толкали евреев в эту сторону».
(Ландау)
«Много
ли было таких еврейских буржуазных или мещанских семей, где
бы родители, мещане и буржуи, не смотрели сочувственно, подчас
с гордостью, и в крайнем случае безразлично на то, как их дети
штамповались ходячими штампами одной из революционно-социалистических
идеологий».
(Ландау)
Иначе
ту же мысль формулирует Шульгин:
«...несправедливо
думать, что современные евреи-коммунисты явились, как Венера,
из пены морской. Нет, они суть ужасное дитя массовой еврейской
злобы, охватившей значительную часть русского еврейства в 1905-1906
годах».
Это
же чувство пронизывает воспоминания одного из создателей сионистского
движения Х. Вейцмана. Он не раз говорит: «при моей ненависти к России»
— как о чем-то само собой разумеющемся. И для более позднего времени
(1919 г.) Шульгин приводит конкретный пример широкой еврейской поддержки
большевизму:
«...я
мог наблюдать в Одессе еврейскую работу против Добровольческой
армии... Это было при французской интервенции. Разложение пришедшей
в Одессу французской армии было сделано в значительной степени
антибелым жужжанием Одессы-мамы».
В
советском журнале «Красный Архив» публикуются документы, подтверждающие
наблюдение Шульгина. По донесениям, полученным товарищем министра
иностранных дел Украинской директории Марголиным, вырисовывается
такая картина. Начальником штаба французских оккупационных сил был
полковник Фрейденберг. Он ведет переговоры с украинской Директорией,
ориентируясь на социалистов-федералистов. Командующие генералы Франше,
д’Эспере, Бертело и Ансельма на все смотрят его глазами. Его политика
сводится к дискредитации Добровольческой армии. Под его влиянием
закрыли газету Шульгина «Россия» и разрешил и открыть богатую «Новi
Шляхи». Его политика препятствует мобилизации в Добровольческую
армию, где его называют «злым гением союзнического командования».
Одновременно против Добровольческой армии интриговал Совет Государственного
Объединения, фактическим главой которого был Маргулис.
Отношение
националистического, сионистского еврейства к революции очень ярко
характеризует резолюция сионистского съезда, проходившего в Петрограде
после февральской революции.
Резолюция
настаивает, чтобы кандидаты от еврейства в Учредительном Собрании,
если возможно, проходили по еврейским спискам, если же это невозможно,
то сионисты обязывались поддерживать партии «неправее партии народных
социалистов». «Народные социалисты» были более умеренной фракцией
эсеров. Таким образом, сионистам предписывалось голосовать только
за социалистические, революционные партии.
Конечно,
послереволюционное время не было просто эпохой «еврейской власти»,
— хотя бы потому, что такая концепция не провозглашалась, а мы знаем
уже теперь, что без сформулированной четко концепции невозможно
произвести радикальный (да еще такой радикальный!) переворот. Провозглашалась
совсем другая концепция — интернационально-коммунистическая. И невозможно,
чтобы многие десятки тысяч евреев-коммунистов на самом деле были
«марранами», тайно исповедовали другую доктрину — и никто никогда
бы не проговорился: ни тогда, ни позже.
Но
от фактов никуда не уйдешь. Они говорят о каком-то чрезвычайно значительном
«еврейском факторе» в революции.
Неверно,
что хотя бы в какой-то период революции «все» или «почти все» революционеры
были евреями. Но после Октябрьской революции страна разделилась
на два лагеря: «за» и «против» революции (крестьянские восстания,
гражданская война, эмиграция). Мы видели, что лагерь «за» не состоял
сплошь из одних евреев. Но, может быть, их не было в лагере «против»?
И этого сказать четко нельзя. Конечно, многие евреи, связанные с
Февральской революцией, оказались не ко двору после Октябрьской.
Они что-то делали на территориях белых правительств, они отправились,
в конце концов, в эмиграцию. Таких было много. Но вот решительные
борцы против революции среди евреев был и, по-видимому, исключениями.
Например, убийца Урицкого Канегиссер, стрелявшая в Ленина Каплан.
Такими исключениями были и 6 авторов книги «Россия и Евреи»; они
свою позицию «изгоев» из еврейской среды и зафиксировали. Как пишет
Шульгин:
«Только
ничтожная группа еврейства примкнула к Белым. Правда, Винавер
побывал лично в Екатеринбурге, то есть, так сказать, в гостях
у Деникина. Он прибыл совместно с Милюковым. Но и тот, и другой
были общипаны хуже, чем Двуглавый орел времен керенщины. Можно
сказать, вместе они мало весили... Винавер потому... да вот
именно потому, что еврейство в Белом Движении не пошло...
Объясняли
это тем, что в Добровольческой Армии был такой антисемитизм,
что невозможно было продохнуть... Отчасти это верно. Но только
— отчасти. Несомненно, что если бы еврейство с такой же страстностью
ринулось в Белые армии, с какой оно работало для Красной, то
антисемитизма не было бы в белом стане».
Эту
же мысль мы встречаем и в книге «Россия и Евреи»:
«В
армии, где было бы много солдат-евреев, антисемитизм задохнулся
бы».
(Линский)
Так
и Шульгин, обсудив две крайние позиции:
Все
жиды — коммунисты;
Не
все жиды — коммунисты, но все коммунисты — жиды;
приходит к выводу, который ему представляется «совсем близким
к истине»:
«Не
все жиды — коммунисты; не все коммунисты — жиды; но в коммунистической
партии евреи имеют влияние, обратно пропорциональное их численности
в России».
Это,
безусловно, верно, но является, как мне представляется, лишь частью
более общего явления, которое заключается в следующем. В начале
XX в. Россия пережила потрясший ее кризис, связанный с революцией,
начиная с 1905 г. И если позволительно оперировать такими категориями,
как «дворянство», «крестьянство», тогда, очевидно, и «еврейство»-то,
несомненно, «еврейство» как целое в этом кризисе оказалось все на
стороне революционно-коммунистической. Как в смысле совершенно непропорционального
участия в революции и коммунистической власти, так и в смысле столь
же непропорционально малого участия в борьбе с этими силами. Конечно,
практически никто из них не участвовал в борьбе крестьян и очень
мало в Белых армиях. Ну можно ли Винавера, Мартова, Абрамовича,
да и Милюкова, конечно, считать борцами с революцией? Они были как
раз ее активными участниками, но на определенной фазе — Февральской
— а при переходе к фазе Октябрькой произошла смена действующих лиц
и они оказались «вне игры» — в эмиграции. Да Винавер и посвятил
последние годы своей жизни не «борьбе с коммунизмом» (хотя бы газетной),
а издавал в Париже газету «Еврейская трибуна» и, как говорит одна
цитируемая Шульгиным эмигрантская газета, «в последние годы жизни
проявил свое наивное участие в палестинском правительстве».
В
том кризисе, который расколол тогда Россию вряд ли правомочен вопрос:
кто был прав? Он больше похож на стихийное явление. Но за то, что
«еврейство» как целое оказалось на одной, определенной стороне,
говорят и числовые подсчеты, и наблюдения как евреев, так и русских;
как интеллигентов, так и украинских мужиков; как книги белых эмигрантов,
так и заявление Политуправления Наркомпроса. И не только на «одной
стороне», но и руководящей силой и опорой этой «стороны».
Мы
привели много свидетельств (а можно было бы привести и гораздо больше)
враждебности «еврейства» к «исторической России», отразившегося
и в революции. Безусловно, традицию этого враждебного отношения
создали русские, даже вначале — русские аристократы. Но эту традицию
еврейство приняло почти целиком (хотя и с разными оттенками). И
тут очень рискованно принимать априорные решения на счет того, что
было «причиной», а что — «следствием». (Если историю вообще можно
разложить на цепь «причин» и «следствий».) Общепринята точка зрения,
согласно которой «неравноправие», «еврейские погромы», «кровавый
навет» и т.д. вызвали враждебность еврейства к России, приток в
революционное движение, а после революции — «выход во власть». Но
можно ли эту точку зрения проверить? Как можно убедиться, что не
верна обратная точка зрения: что первичной была именно эта враждебность
и воля к властвованию, а только в результате этого такую яростную
реакцию вызвало «ограничение свободы передвижения» и все остальное?
Ведь от кагальной организации терпели притеснения, куда более жестокие,
русские министры все же не варили евреев в кипятке! И мы не видели
толп старообрядцев, устремившихся в ЧК или Компартию. Мне кажется,
ответить на этот вопрос можно, только тщательно продумывая нашу
новейшую историю, сопоставляя ее с аналогичными ситуациями у других
народов, но не принимая на веру торопливо изготовленный интеллектуальный
штамп.
ЛИТЕРАТУРА:
Тихомиров
Л. Начала и концы. Либералы и террористы. М., 1890.
Волк
С.С. Революционное народничество 70-х г.г. XIX в. Тт. 1, 2. М.,
1964.
Аптекман
О.В. «Земля и Воля» 70-х г. г. Ростов на Дону. б.г.
Неизданные
записки Тихомирова. Красный Архив, т. 29. 1928 г. З
Зайцев
В.Л. Избранные сочинения. Т. 1. М., 1934.
Дейч
Л. Роль евреев в русском революционном движении. М.-Л., 1926.
Хроника
социалистического движения в России. 1878-1887. М., 1907.
Спиридович.
Записки жандарма. Харьков, 1930.
Nikolajevski
В. Aseff the Spy. N.-Y., 1934.
Radkey
Oliver R. The Agrarian Foes of Bolshevism. N.-Y.-L, 1958.
Мартов
Ю. Записки социал-демократа. М., 1924.
Шапиро
Л. Коммунистическая партия Советского Союза.
Firenze,
1975. Зиновьев Г. История Российской Коммунистической партии (большевиков).
Л., 1924.
Галиви
Зива. Лидеры меньшевиков в русской революции. М., 1993.
Сталин
И.В. Сочинения. Т.2. М., 1946.
Ленин
В. Цитата приведена в книге Силницкого «Национальная политика
КПСС», Вашингтон 1990. Со ссылкой на IV издание Собраний Сочинений
Ленина Т II, стр. 168.
Старцев
В.И. Российские масоны XX в. // Вопросы Истории. 1989. № 6.
История
СССР. 1989. № 6. 1990. № 1.
Шульгин
В.В. Цит. в Гл. 1.
Перах
Марк. Факты или селекция образов? // Время и мы. Израиль, февраль
1976 г.
Достоевский
Ф.М. Цит. в Гл 1.
Литературная
Россия. 1990. № 2
Ларин
Ю. Евреи и антисемитизм в СССР. М.-Л., 1929.
Красный
Архив. 1929, № 1. Т. 32.
Рафес
М. Очерки истории еврейского рабочего движения.
Rappoport
Angelo S.The Pioneers of the Russian Revolution. L. 1918.
Второй
съезд РСДРП. Протоколы. М., 1959.
Переписка
Столыпина и Николая Романова. // Красный Архив. 1924. Т.5.
Лазарев
Егор. Убийство Столыпина. Нью-Йорк, 1986.
Протоколы
ЦК РСДРП. Август 1917 — февраль 1918. М., 1958.
Шульгин
В.В. Цит. в Гл. 10.
Достоевский
Ф.М. Цит. в Гл 1.
Литературная
Россия. 1990. № 2.
Советская
деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. Т.1. 1918-1922. М., 1998.
Антоновщина.
Крестьянское восстание в тамбовской губернии в 1919-1921 г.г.
Тамбов, 1994.
Миронов
Филипп. Тихий Дон в 1917-1921 г.г. М., 1997.
Бугай
Н. Казаки — представители русского народа. // Русский народ. Исторические
судьбы в XX в. М., 1993.
Второй
Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. М.,
1997.
Протоколы,
съездов РСДРП-ВКП(б): наиболее доступно второе издание, начиная
с 1958 г. Первое издание (20-е г.г.) в нескольких местах отличается
большей радикальностью формулировок.
Троцкий.
См. «Вопросы истории КПСС». 1990. № 5.
Пайпс
Р. Русская революция. М., 1994. Т.2. Россия и Евреи // Сборник.
Цит. в Гл 1.
Margolina
Sonja. Цит. в Гл. 1.
Маслов
С.С. Россия после четырех лет революции. Тт. 1, 2. Париж, 1922.
Каутский
К. От демократии к государственному рабству. Берлин, 1921.
Weizmann
Ch. Цит. в Гл. 10. Красный Архив. Т. 19. 1926.
Трагедия
советской деревни. Т.1. Май 1927-ноябрь 1928.
Заславский
К.А. Империя Сталина: Биографический энциклопедический словарь.
М., 2000.
Кто
руководил НКВД 1954-1941: Справочник. М., 1999.
Мельгунов
С.П. Красный террор в России 1918-1923. М., 1990.
ГЛАВА
12
Запад между мировыми войнами (от
I до II мировой войны)
1.
После войны
Странным
образом, еврейское влияние в мире резко усиливалось в периоды мировых
войн. Мы уже упомянули о наполеоновских войнах, принесших евреям
равноправие во всей Западной Европе, совпавших с возникновением
еврейской прессы (да и экономически усиливших евреев, создавших
целые состояния на финансировании обеих сторон. Возвышение дома
Ротшильд относится к этому времени.) Позже мы встретимся с тем же
явлением на примере II мировой войны. Теперь же обратимся к I мировой
войне.
Ярче
всего можно проследить интересующее нас явление на примере Германии.
Война потребовала концентрации экономических усилий, регулирования
экономики. Ещё в 1912 г. газета «Берлинер Тагеблатт», созданная
в XIX в. еврейским издателем и обещавшая в первой программной статье
защищать еврейские интересы, писала:
«Хорошо
управлять Германией сегодня — это значит уметь хорошо считать,
а это дети Сима всегда умели. Ныне в решающих для нашей судьбы
местах нужны люди, умеющие считать, делать прогнозы в сфере
материальных ценностей. Так ли плохо черпать их из среды иудейской
расы? Разве не свидетельствует о прекрасном чутье Вильгельма,
что он всегда в трудный момент приглашает в свой дворец директора
Баллина, Симона, Гольдбергера, Германа, Арнольда, Ратенау, Швабаха,
Фридлендера-Фульд?»
С
началом войны руководство мобилизацией хозяйственной жизни в военных
целях было передано в руки двух экономических диктаторов: Ратенау
и Баллина. Баллин встал во главе Центрального Закупочного общества.
Ратенау возглавил Отдел стратегического планирования в военном министерстве.
Была организована сеть «Военных обществ», основанных на частной
инициативе, но действовавших при поддержке государства. В их руках
фактически находилась экономическая жизнь Германии. Во главе всей
этой системы находился Ратенау, которого пресса называла «начальником
генерального штаба позади линии фронта», фигура, ярко иллюстрирующая
характер еврейского влияния в Германии до, во время и после мировой
войны. Сын одного из крупнейших промышленников в предвоенной Германии,
в молодости Ратенау писал в книге «Впечатления» (1902 г.):
«Слушай
Израил! Юдофилы говорят: еврейский вопрос не существует. Недостаточно
пройти в воскресный полдень по Тиргартештрассе или бросить вечерком
взгляд на фойе театра. Странное дело! В сердцевине немецкой
жизни мы видим расу совершенно особую, странную... Среди песков
Брандербурга замечаешь «азиатскую орду». Выделанная весёлость
этих людей не даёт прорваться наружу древней и неутолимой ненависти,
которую они несут на своих плечах. Тесно связанные друге другом,
строго изолированные от внешнего мира, они образуют не живой
орган немецкого народа, но особый организм, чуждый его телу».
Ратенау
унаследовал состояние отца и стал одним из крупнейших промышленников
и финансистов Германии. В 1909 г. он писал Венской газете «Ней Фрейе
Прессе»:
«300
человек, знающих лично друг друга, решают судьбы континента».
И
в другой раз:
«Настало
время, чтобы влиятельные международные финансовые круги, давно
скрывавшие свою власть над миром, провозгласили бы её открыто!»
Вспоминая
после конца войны свои впечатления в связи с ее началом, он приводил
разговор с другом:
«Я
сказал: “Никогда не наступит такой момент, чтобы Кайзер, в качестве
покорителя мира, проехал на белом коне под Бранденбургскими
воротами. В такой день мировая история потеряла бы свой смысл”».
Тем
не менее, ему был поручен пост экономического диктатора Германии,
и он его принял. Известный экономист, лауреат Нобелевской премии
фон Хайек считает, что именно «в кабинетах Ратенау» были заложены
основы для прихода к власти национал-социалистов: бюрократизация
и централизация хозяйства, начатые во время войны, привели к тому,
что к 33 году хозяйством Германии могла руководить только диктатура.
Но Ратенау и через многочисленные публикации пропагандировал идеи
унификации и централизации хозяйства. Хайек пишет:
«Вероятно,
он больше, чем кто-либо другой, повлиял на взгляды современников.
А некоторые из его ближайших сотрудников образовали позже ядро
аппарата, проводившего Геринговскую четырехлетку».
Судя
по мемуарам из этой эпохи, «Военные общества» были переполнены евреями.
Книга, посвященная этому вопросу, приводит такие примеры (правда,
может быть, крайние, но дальше уж идти и некуда). Вот состав руководства
Общества по снабжению текстилем: Кон, Цейтлин, Гершфильд, Самилевич,
Геллер, Эйснер, Зоммерфельд, Фейтульберг, Симон, Платнер, Симон
(ещё один!), Вильнер. В Военно-металлургическом акционерном обществе
немцы составляли 13 %, евреи — 87 %; в обществе, ведавшим снабжением
кожей, немцы — 2 %, евреи — 98 %. «Общества» и принадлежавшие к
ним фирмы выплачивали неслыханные дивиденды: 300, 400, 700 и даже
900 %. Спекуляции за несколько дней давали возможность выиграть
миллионы. Создавались состояния в сотни миллионов. Всё время: как
в течение войны, так и после её окончания, — шли судебные процессы:
поставки фальшивых товаров, спекуляции, злоупотребление служебным
положением с явным перевесом еврейских имён. Несколько раз под суд
попадал Гельфанд-Парвус, участник русской революции 1905 г., пропагандист
теории «перманентной революции», но одновременно и биржевой спекулянт-миллионер,
вместе сего постоянным сотрудником Шклярцем. Уже после войны, когда
у власти стояли социал-демократы партийные товарищи Парвуса в связи
с очередным скандалом министр культов Хениш сделал газете «8 ур
абендблатт» такое заявление:
«Что
касается до операций Парвуса, может быть, действительно несколько
рискованных, я этого не знаю, то не забывайте, пожалуйста, что
Парвус не корректный немецкий мещанин и, благодаря всему пройденному
им пути, таковым стать не может. В его жилах несомненно очень
своеобразно смешиваются еврейская, русская (? — И.Ш.) и татарская
(?? — И.Ш.) кровь. Такой человек имеет право, чтобы его судили
по законам его собственного существа и прожитой жизни».
(Этот
Хениш — министр культов! — был главным редактором издававшегося
Парвусом и Шклярцем журнала «Глоке».)
Когда
в 1918 г. Германия оккупировала Украину, то государственный секретарь
Буше-Хадденхаузен сообщил в комиссии Рейхстага, что закупки зерна
(т.е. фактически конфискация) на Украине будут поручены «знающим
местные обстоятельства евреям». В Австро-Венгрии с той же целью
было организовано «Общество для импорта зерна». Его руководство
— Кон (председатель), Рейф и Герфель (заместители), Фишль, Гибиан,
Гехорзам, Горовитц, Германн, Леви, Сойка, Верхеймер.
В
странах противоположного лагеря можно видеть аналогична картину,
прежде всего в отношении централизованного управления экономикой.
Например, в США хозяйственным диктатором был Бернард Барух (аналог
немецкого Ратенау). Он был сначала биржевым спекулянтом, но во время
войны возглавил ВПК — Военно-Промышленный Комитет (War Industry
Board).
Он
характеризовал работу ВПК как выработку «Приоритетов», например,
«направить ли паровозы генералу Першингу (в армию) или в Чили для
транспорта селитры, необходимой для изготовления аммуниции войскам
Першинга».
Его
противники обвиняли его в установлении экономической диктатуры и
называли «сверхпрезидентом».
После
войны он стремился закрепить опыт ВПК:
«Необходимость
регулировать не только цены, но и капитал, рабочую силу, производство.
Этого нельзя добиться без авторитета, контроля и руководства
промышленностью, достаточного, чтобы организовать ее и управлять
как единой цельной системой. Нужен совершенно новый подход,
при котором каждый завод и все сырье, каждый предприниматель
и рабочий есть части одной гигантской промышленной армии».
В
1930-е г.г. Барух пропагандировал создание планов мобилизации американского
хозяйства для следующей войны, вступление которую США он считал
необходимым. (Он писал, что был просто одержим этой идеей.) «Я не
знаю такого животного», — говорил он о нейтралитете. При этом как
аргумент он использовал то, что Гитлер использует опыт ВПК, совершенно
параллельно тому, что говорил Хайек о влиянии Ратенау на Геринговскую
четырехлетку.
В
области финансов аналогичную роль играл Пауль Варбург [аналог немецкого
Баллина). Причем до 1914 г. он был совладельцемГамбургского
банкирского дома Варбургов, возглавляемого его братьями. (Один из
этих братьев по поручению германского правительства даже пытался
вступить в Стокгольме в контакт с русским политическим деятелем
Протопоповым в неудавшейся попытке прощупать возможность сепаратного
мира с Россией.)
Вот
пример, касающийся уже высокой политики. Американский миллиардер
Генри Форд отправился в 1917 г. в Европу в надежде добиться заключения
мира. Позже он писал:
«Всякий
раз, как я пытался пробиться к министру или коронованной особе,
в дверях мне преграждал дорогу секретарь-еврей. Без их согласия
я не мог пробиться к власть имущим. Поэтому я пришёл к выводу,
что именно им и принадлежит власть в Европе».
И,
действительно, в разное время секретарем Лойд Джорджа был Филипп
Сассун, Асквита — Эдвин Самуэль Монтегю, Клемансо — Мандель, Лубе
— Гуго Обендорфер.
На
возросшую роль еврейского влияния в мировой политике обращает внимание
Д. Рид на примере следующего инцидента. В начале 1918 г. большой
контингент английских войск был переброшен в Палестину для полного
ее очищения от турок, несмотря на то, что естественно было ожидать
решительного немецкого наступления на Западном фронте с использованием
войск, освободившихся на Восточном фронте. Решение явно было очень
спорным и принято под большим давлением; для его осуществления потребовалось
уволить нескольких политиков и военачальников. Действительно, немецкое
наступление началось через 2 недели после начала английского наступления
в Палестине. Англичанам пришлось перебрасывать свои войска назад
в Европу, и они потерпели крупное поражение.
Война
закончилась Версальским миром, его условия вырабатывались на мирной
конференции, где принимали участие представители Всемирной сионистской
организации и отдельные влиятельные еврейские группы. К тому времени
уже в так называемой «декларации Бальфура» Англией было дано обязательство
создать в Палестине еврейский «национальный очаг». Эта «Декларация»
формально была всего лишь письмом тогдашнего министра иностранных
дел Англии Бальфура лорду Ротшильду. (И понятие «национального очага»
очень неопределенно.) Но в дальнейшем она рассматривалась как основной
документ, приведший позже к созданию государства Израиль.
Наиболее
болезненными мирные переговоры были для Германии, для нее это были
не переговоры — ей диктовали условия. Главой немецкой делегации
был Брокдорф-Ранцау немец и даже граф (перед тем посол в Дании,
через него осуществлялось финансирование большевиков). Но главой
экономической делегации был Мельхиор, еврей, перед тем глава экономической
миссии в оккупированной Украине. В экономическую делегацию входили
также Варбург, Жатан, Вассерман, Соломонсон.
На
мирной конференции вершилась судьба воссоздаваемой Польши. Под давлением
влиятельных еврейских групп (в основном американских) основные страны-победительницы
настаивали на принятии Польшей обязательств, желательных для польского
еврейства. Польская делегация возражала против подобных обязательств,
предполагая, что они будут вытекать из общих гарантий всем гражданам,
которые будут даны в конституции новой Польши. Но страны-победительницы
настаивали на специфических гарантиях, используя, как рычаг влияния,
затягивание решения вопроса о западных границах Польши. Иногда речь
шла о национальных меньшинствах вообще, но участники ясно выделяли
именно евреев. Бальфур направил письмо (25 июня 1919 г.) польскому
премьеру Падеревскому, имевшее характер предостережения, со ссылкой
на общественное мнение Англии и Империи (особенно Канады). В окончательный
текст декларации о создании польского государства было включено
заявление о защите прав евреев. Однако, еврейские организации (главным
образом, американские) требовали расследования реального положения
евреев в Польше, в частности, слухов погромах. Американский посол
в Польше Гибсон утверждал, что речь идет о незначительных местных
инцидентах. Госсекретарь Лансинг также считал, что их значение было
сильно преувеличено американской прессой. Он организовал встречу
Гибсона с представителями американских еврейских организаций Брандэсом
и Франкфуртером. Те грозили Гибсону, что Сенат больше не утвердит
его послом. Сенат, правда, его утвердил, но Лансинг дал ему указание
более не публиковать свои сообщения о положении евреев в Польше.
B связи с этими событиями в Польшу была направлена из Америки комиссия
во главе с близким сотрудником президента Вильсона и видным представителем
американского еврейства Г. Моргентау (бывшим послом в Турции). Одновременно
из Англии был направлен с аналогичной миссией сэр Стюарт Самуэль,
брат влиятельного полковника сэра Герберта Самуэля, на которого
Вейцману когда-то указали, как на «еврея в правительстве».
В
1920 г. в связи с войной с Советской Россией, польские газеты писали,
что при наступлении Красной Армии еврейское население ее торжественно
встречало, а отступающие польские части обстреливало. Подобные настроения
привели к приказу военного министерства от 6 августа 1920 г. Он
предписывал вывести еврейских солдат из воинских соединений, так
чтобы они не составляли в них более 2 % и объединить их во вспомогательные
строительные части.
В
послевоенной Европе Германия была «больной ее частью». Напряжение
войны и суровые условия Версальского договора привели к резкому
падению жизненного уровня. Почти по всем показателям производство
с 1913 г. по 1919 г. упало примерно вдвое: по добыче каменного угля,
железной руды, производству чугуна, стали и т.д. А к 1923 г. производство
упало еще более, чем вдвое. Заболеваемость туберкулезом увеличилась
в 2,5 раза. Инфляция, приведшая вскоре к полному обесценению марки
(за 1921-22 г.г. более, чем в 1000 раз), рост безработицы — все
это создавало почву для революционных толчков. Началом была «ноябрьская
революция» 1918 г., когда была упразднена монархия. Она была результатом
не прямого революционного захвата власти, а давления со стороны
Антанты, забастовок, отдельных волнений в армии.
Власть
оказалась в руках социал-демократов (9 ноября 1918г.). Как мы уже
говорили (гл. 9), еврейское влияние в немецкой социал-демократии
было очень сильно. Теперь это отразилось на общегерманской ситуации.
Первые дни власть была в руках двух «уполномоченных» (подразумевалось
рабочих уполномоченных) Эберта и Гаазе. (Напомним, что в главе 9
имя Гаазе встречалось в перечне депутатов Рейхстага от социал-демократической
партии, которые в то же время принадлежали к иудейскому вероисповеданию.)
Потом роль высшего правительства играл Совет народных «уполномоченных»,
созданный 12 ноября 1918 г. Он состоял из 6 человек: Эберта, ответственного
за внутренние дела и военные вопросы; Гаазе, ответственного за иностранные
дела; Шейдемана, ответственного за финансы; Дитмана, ответственного
за демобилизацию; Ландсберга, ответственного за прессу и информацию;
Барта, ответственного за социальную политику. (Ландсберг уже встречался
в главе 9 среди влиятельных социал-демократов еврейского вероисповедания.)
Эберт и Гаазе были равноправными сопредседателями. Этой группе подчинялись
министры и статс-секретари, в среде которых было произведено мало
изменений. Введен был лишь статс-секретарь по делам казначейства
Шиффер и новый министр продовольствия Вурм (его мы встречали в главе
9), а так же заменен министр экономики. Позже был введен статс-секретарь
Гуго Прайс (сын еврейского торговца) со специальной целью готовить
новую конституцию. Рассматривались две кандидатуры на это место
Прайс и Макс Вебер, но выбор остановился на Прайсе. Он и стал главным
разработчиком конституции, в которой он стремился заменить традиционное
деление Германии на «земли» разделением на департаменты по французскому
образцу. Только сильное сопротивление (в частности, выступления
Макса Вебера) заставило отказаться от этого плана.
После
принятия конституции Эберт был выбран председателем было сформировано
правительство во главе с Шейдеманом, в котором Шиффер был заместителем
премьера и министром финансов, Прайс — министром внутренних дел,
Ландсберг — министром юстиции.
Но,
по аналогии с Россией можно предположить, что не меньшую роль, чем
правительство, играл избранный Всегерманским съездом советов Центральный
Совет Германской Социалистической Республики, председателем которого
был Коэн (Рейс).
С
момента ноябрьской революции сразу же стало энергично развиваться
левое крыло социал-демократии. 11 ноября 1918 г. был создан Спартанский
Союз, во главе которого К. Либкнехт, Р. Люксембург, Л. Йогишес,
П. Леви, но также и некоторые немцы, например, Ф. Меринг и В. Пик.
29 декабря этот союз трансформировался в Компартию Германии. Движение
«спартаковцев» существовало и раньше официального создания «Союза»
(была Спартаковская группа еще в 1916 г.). Движение спартаковцев
пользовалось поддержкой из России, что было одной из причин разрыва
советско-германских дипломатических отношений и высылки советского
посла Иоффе. На организационном съезде КПГ присутствовал Карл Радек.
Он выразил надежду, что скоро в Берлине будет заседать международный
Совет рабочих депутатов и «русские рабочие будут сражаться совместно
с немецкими на Рейне, а немецкие с русскими на Урале». Именно ноябрьская
революция освободила Радека из немецкой тюрьмы; после Октябрьской
революции 1917 г. он был направлен в Германию и немецкое правительство
обвиняло его в поддержке революционной деятельности при помощи посла
Советской России Иоффе.
В
первых числах 1919 г. спартаковцы попытались захватить власть в
Берлине, но были разбиты войсками, оставшимися верными правительству,
причем были убиты К. Либкнехт, Р. Люксембург и Л. Йогишес. После
этого во главе КПГ стал П. Леви.
10
января 1919 г. была провозглашена Бременская Советская республика
и продержалась около месяца.
Вскоре
после подавления попыток захвата власти в Берлине и Бремене, кризис
разразился в Мюнхене. Военный крах Германии привел к захвату власти
солдатами и рабочими. Во главе правительства некоторое время находился
Курт Эйснер (сын еврейского купца). Ближайшими его сотрудниками
были Яффе и Ландауер. Формально власть принадлежала ландтагу, где
большинство имели буржуазные партии. Но потом развернулись довольно
темные события. Эйснер был убит графом Арко, и одновременно произошел
разгром ландтага (видимо, заранее подготовленный). В феврале 1919
г. была провозглашена Баварская советская республика. К ней обратился
Ленин, набрасывая в виде вопросов ясную программу действий: «Какие
меры Вы приняли против буржуазных палачей Шейдемана и К°? Вооружили
ли Вы рабочих и разоружили буржуазию? Взяли ли заложников из среды
буржуазии?» Именно Баварская республика осталась в воспоминаниях
многих немцев как пример наибольшего руководящего участия евреев
в революции. Бежавшее из Мюнхена в Бамберг правительство заявляло:
«В
Мюнхене свирепствует русский террор, развязанный чужеродными
элементами».
Основными
деятелями были либеральные социалисты Ландауер и Мюзам (в молодости
отошедший от иудаизма) и коммунисты Левин, Левинэ, Толлер, Аксельрод.
Аксельрод недавно прибыл из Москвы как корреспондент РОСТА. Кажется,
единственным немцем среди игравших там первые роли был матрос Эгельхофер.
Попытка
коммунистической революции в Мюнхене была подавлена войсками, как
и в Берлине.
К
десятилетию этих революционных битв, в 1929 г., в Берлине вышла
книга «Иллюстрированная история ноябрьской немецкой революции»,
изданная явно левым, быть может, коммунистическим, издательством.
Книга очень интересная: кроме описания этих волнующих событий, там,
на фотографиях, можно увидеть революционные толпы, лица их вождей.
Но несколько деятелей удостоены особыми, большими портретами, в
целую страницу. Кто же они?
Карл
Маркс, Карл Либкнехт, Роза Люксембург, Лео Йогишес, Эуген Левинэ.
Таков,
по-видимому, и был облик революционного движения Германии той эпохи.
Дух
революционного движения Германии этого периода отражал съезд Независимой
(т.е. более радикальной) социал-демократической партии в октябре
1920 г. С речью, длившейся несколько часов, там выступил тогдашний
глава Коминтерна Зиновьев. Он нападал на «правых» социал-демократов
и предсказывал, что «в Германии теперь возникнет большая единая
коммунистическая партия и это будет величайшим событием нашего времени».
Выступавшие с возражениями Гильфердинг и Мартов, протестовавшие
против «диктатуры Москвы», получили у делегатов гораздо меньшую
поддержку. На съезде большинство делегатов высказалось за слияние
с Коммунистической партией. Образовалась Объединенная Коммунистическая
партия Германии, в которую вошла половина членов «независимой» с.-д.
партии и которая стала секцией Коминтерна. Равноправными вождями
новой партии стали Пауль Леви (от коммунистов) и Эрнст Деймиг (от
«независимых»). Это описание взято из книги уже послевоенного (после
II мировой войны) немецкого историка, предельно осторожного в вопросе
о еврейском влиянии. Но и из него видно, что, когда решалась судьба
влиятельной немецкой партии, раздавались голоса людей, из которых
только Деймиг имел немецкую (не еврейскую) фамилию.
Такой
же всплеск еврейских имен мы встречаем в Германии в разных областях.
Так, в Пруссии во главе правительства и министерства внутренних
дел стоял Гирш, в Саксонии премьером был Граднауэр (прежде сотрудник
фирмы Парвуса-Шклярца), в Мекленбурге — Рейнеке-Блох. Даже такой
строго-прогрессивный (позже) автор, как Томас Манн, в 1919 г. записал
в дневнике:
«Мы
говорим о типе русского еврея, вождя мирового движения, этой
взрывоопасной смеси еврейского интеллектуального радикализма
и славяно-христианских мечтаний. Мир, обладающий еще инстинктом
самосохранения, должен со всем напряжением энергии, как по законам
военного времени, подняться на борьбу с этим человеческим типом».
И
Черчилль писал тогда:
«Это
течение среди евреев возникло не сейчас. Со времени Спартака-Вейсхаупта
(то, что и Вейсгаупта Черчиль зачислил в евреи, подчеркивает,
как потрясены были тогда многие внезапно проявившимся еврейским
влиянием в революционных партиях. И.Ш.) и вплоть до Карла Маркса,
дальше до Троцкого (Россия), Беллы Кун (Венгрия), Розы Люксембург
(Германия) и Эммы Гольдман (Соединенные Штаты)... Теперь эта
банда проходимцев из подполья Европы и Америки схватила за шиворот
русский народ и стала непререкаемым владыкой громадной страны».
В
1920 г. попытку свергнуть социал-демократическое правительство предприняли
военные (Капповский путч). Она тоже была подавлена, но как реакция
на нее возникла Красная армия Рура численностью около 100 000 человек,
установившая контроль над большей частью Рурской области и просуществовавшая
около 20 дней. Уже на излете этой эпохи революций и переворотов
стоит попытка захватить власть в Мюнхене, в которой участвовал Гитлер
(1923 г.). В том же году Франция и Бельгия оккупировали Рейнскую
область. Возникшие там столкновения, чудовищная инфляция, сепаратизм
привели Германию опять, как в 1918-1919 г.г, на грань гражданской
войны. Возникали коммунистические и национал-социалистические вооруженные
группы. В этой напряженной ситуации ни одна из сторон не была готова
отказаться от апелляции к антиеврейским настроениям, видимо, широко
распространенным. Так, представительница крайнего левого течения
в социал-демократии, Руфь Фишер (сама еврейка), говорила:
«Кто
призывает бороться с еврейским капиталом, тот уже борец на классовом
фронте, если даже он сам этого не понимает. Свергайте еврейских
капиталистов, на фонарь их! Но не забыли ли вы про Стиннеса
и Клекнера?»
В
1925 г. в коммунистической газете «Роте Фане» появились статьи Троцкого,
Зиновьева, Сталина и Бухарина, связанные с «революционной ситуацией»
в Германии. В частности, Сталин писал:
«Коммунистическая
революция в Германии является сейчас величайшим мировым событием.
Победа революции в Германии будет иметь большее значение для
пролетариата Европы и Америки, чем имела победа Русской революции.
Победа немецкого пролетариата несомненно перенесет центр тяжести
мировой революции из Москвы в Берлин».
Оглядываясь
на несостоявшуюся немецкую коммунистическую революцию, мы можем
сопоставить ее как «вариант» с нашей революцией. И, в частности,
установить, что участие евреев было там не меньше, чем у нас, в
России. И если революция не победила, то уж никак не потому, что
в нее было вложено мало еврейских сил.
Сейчас
позабытые, часто погибшие от руки своих же коммунистов, Аркадий
Маслов, Руфь Фишер, Вернер Шолем, Артур Розенберг, Хайнц Нейман,
Ивен Кац и многие другие тогда числились среди ведущих вождей революции
и, если бы обстоятельства сложились для нее благоприятно, если судить
по аналогии с Россией, верно служили бы ей. Все это заставляет еще
раз продумать взгляд, что в России евреи устремились в революцию,
так как при прежнем режиме они были угнетены. Ведь Германия тогда
считалась примером идеального, равноправного вхождения евреев в
жизнь окружающей страны.
В
те же 20-е годы закончилась и загадочная политическая карьера, да
и сама жизнь Вальтера Ратенау. Еще во время войны, в 1918 г., когда
в Германии был арестован К. Радек, обвинявшийся в подготовке революции,
Ратенау посещал его несколько раз в камере и имел с ним многочисленные
беседы. Об этом факте рассказывает Радек, но, к сожалению, не упоминает
о содержании бесед. С интересом относился Ратенау и к недолговечной
Советской республике в Мюнхене как шагу в правильном направлении
— построению централизованной и управляемой экономики. Теперь он
входит в правительство сначала как министр восстановления, а в 1922
г. как министр иностранных дел. Но он поддерживал так называемую
«реальную политику» выплаты Германией чудовищных репараций, растягивавшихся
на несколько десятилетий (например, в речи на съезде немецко-демократической
партии 12-14 ноября 1921 г.). Для правых он оказался идеальной фигурой
«еврейского плутократа, продающего Германию». В результате в 1922
г. он был убит террористом, как подозревают, из тайной националистической
организации «Консул».
Конечно,
сосредоточение такой большой власти в руках евреев, да ещё в столь
болезненный для Германии момент, сильно повлияло на всю жизнь. Например,
когда премьер-министром Пруссии был Гирш, туда было допущено несколько
сот тысяч евреев, переселившихся из Польши, Галиции и восточных
областей, отошедших к Польше. Это в то время, когда вся Германия
голодала, многие немцы остались без крова и работы.
За
несколько лет евреи заняли гораздо более высокое положение в экономической
и культурной жизни. В 1921 г. была опубликована брошюрка «Еврейское
влияние в Германии», составленная, как уверяет автор, по официальным
статистическим данным и по данным прессы. Автор приводит очень яркие
цифры. Например, вот некоторые данные о распределении по профессиям.
На каждую 1000 человек приходится:
среди немцев
среди евреев
с/х рабочие
111
1,1
фабриканты
32
52
рабочие
138
34
владельцы торговых предприятий
9,7
133
Вот
характеристика жилищных условий:
Число комнат в квартире
% во всем населении
% среди евреев
1
8,7
4,0
2
37,7
11,5
3-4
38,8
25,5
5-7
12,6
50,4
более 8
2,2
9,1
Процентное
отношение еврейских и немецких директоров и членов наблюдательных
советов акционерных обществ, приведенных Зомбартом для начала века
(см. гл. 7), сдвинулось вдвое. Среди адвокатов евреи составляли
43 %, среди высших чиновников юстиции — 78,7 %, врачей было в Мюнхене:
из 1098 — 644 еврея, в Гамбурге: из 734 — 412, в Кенигсберге: из
284 — 159.
Уже
к началу войны среди преподавателей высшей школы евреев было 937,
в то время как, если бы их число было пропорционально их доле в
населении, их было бы 31.
На
100 000 мужчин приходилось студентов:
среди немцев
среди евреев
1915 г.
74
556
1916 г.
81
587
1917 г.
111
662
На
1 00 000 детей посещают:
немцев
евреев
народная (низшая) школа
92,7
41,9
средняя школа
4,6
25,2
По
подсчётам автора, полностью в немецких руках находилось 5 % всех
газет, под еврейским руководством — 35 %, под еврейским влиянием
(состав сотрудников, объявления) — 60 %. Из 806 членов немецкого
союза издателей, т.е. из числа влиятельнейших в Германии издателей
было 365 евреев. Из 3241 издаваемых в 1921 г. журналов 1154 издавались
евреями.
Среди
руководства социал-демократической партии (более умеренной) евреи
составляли 18 %, «Независимой» (отколовшейся, более радикальной)
— 65 %, коммунистов — 87 %. Когда, например, в порядке демилитаризации
была поставлена комиссия наблюдателей над военным министерством,
то в ней из 8 членов было 7 евреев: Гольдшмидт, Кизвант, Леве, Шлезингер,
Варшинский, Цукет, Брунн и Рипенбаум.
Странным
образом столь резко возросшее влияние евреев на жизнь шло рука об
руку с распространением националистических настроений, чувства отчуждения
среди евреев. Оно особенно ярко выразилось в книге известного еврейского
национального деятеля Якова Клацкина «Проблема современного еврейства»,
вышедшей в свет в Германии в конце 20-х г.г. (мне было доступно
3-е издание 1930 г.). Ещё позже те же мысли автор изложил в брошюре,
появившейся с хвалебным предисловием Эйнштейна. Обособление от остальных
народов — в этом автор видит цель всего еврейства. Методом же является
укрепление «духовного гетто, переносных стен еврейского государства»,
«шатров Израиля», т.е. воспитание (на религиозной основе) психологии
чуждости, неслияния с другими народами.
«Наши
мудрецы говорили: “Для других народов мира изгнание не есть
рассеяние (галут). Но для Израиля, который не ест их хлеб и
не пьёт их вино, изгнание воистину становится галутом”».
«Прочная
стена, созданная нами, отделяла нас от народа страны, а за стеной
жило еврейское государство в миниатюре. Так, по его мнению,
и должно оставаться».
«Повсюду
мы среди коренных наций чужаки и хотим несгибаемо держаться
нашей отчуждённости».
«Можем
ли мы называть страны нашего рассеяния отечеством, мечтая и
стремясь к освобождению от изгнания? Что за удивительное, удивительно
возлюбленное отечество, которое мы называем Галут (рассеяние)
и из которого мы стремится вырваться!»
«Это
“страна чужих”, “насильственное отечество”».
«Мы
всегда должны повторять: «Непреодолимая пропасть зияет между
вами и нами, нам чужд ваш дух, ваши мифы и сказания, ваше национальное
наследство, ваши обычаи и привычки, ваши национальные и религиозные
святыни». «Нам чужды дни вашей национальной памяти, радости
и горести вашей национальной жизни, история ваших побед и поражений,
ваши гимны и боевые песни, ваши национальные устремления и надежды.
Ваши национальные границы не разделяют наш народ, и ваши пограничные
споры не наши. Поверх них распространяется наше единство вопреки
всем связям и разделениям вашего патриотизма».
«Евреи,
геройски павшие, сражаясь в войсках окружающего их народа, деятели
культуры — все это, — заявляет автор, — предатели еврейского
национального дела, растратившие впустую свои таланты и жизни».
Он
ставит в пример предков:
«Талмудическая
политика наших отцов не знала иного патриотизма, кроме еврейского.
Они огорчались победами своего народа-хозяина, если они приносили
несчастье народам другой страны. Их симпатии народам и странам
были подчинены исключительно интересам еврейства. Они часто
принадлежали не их стране проживания, а стране проживания их
соплеменников, если положение евреев в этой стране было лучше».
Это
даже не проповедь пассивного отстранения, а призыв к битве. Прежде
всего, против христианства:
«Где
раздаётся сейчас голос еврейства против величайшей лжи истории?
Осмеливается ли еврейство бросить человечеству клич: Раздавите
гадину!»
Он
призывает:
«Потребовать
от своего угнетателя признания внутреннего бессилия, короче,
духовной капитуляции перед иудаизмом».
Но
и всю жизнь он воспринимает как войну:
«Наше
галутное существование в некотором смысле есть состояние перманентной
войны».
«Это
состояние неослабевающей битвы с окружающим нас чуждым миром,
который стремится нас поглотить».
Надо
представить себе положение Германии того времени.
Поражение,
национальное унижение, голод, безработицу, болезни (% больных туберкулёзом,
например, или детская смертность были в несколько раз выше, чем
во Франции). Для многих немцев в этих условиях воспоминания о «героической
войне», когда они боролись со всем миром, оставались единственным
утешением. (Мы не беремся здесь обсуждать, «правильно» это было
или нет.) Но в то же время существовало влиятельное движение «антимилитаризма»,
например, союз «Новое отечество», позже переименованный в «Лигу
прав человека», в руководство которого входили Эйнштейн, Бернштейн,
издатель журнала «Вельтбюне» Якобсон, журналист Тухольский, Курт
Эйснер, Генрих Манн, Кэте Кольвиц, близкий сотрудник Ратенау — Макс
Дессуар и др., призывавший каждого немца в своей душе осознать вину
немцев перед Францией. Такое течение очень легко могло приобрести
антинемецкий оттенок (например, когда журнал «Вельтбюне» обвинял
правительство в том, что армия тайно перевооружается, нарушая Версальский
договор). Но часто наличествовало и прямое желание под видом антимилитаризма
в духе Гейне и Берне поглумиться над «тупыми немцами». Например,
основанная Моссе «Берлинер Тагеблатт» (с этой газетой мы уже не
раз встречались) в приложении «Ульк» систематически публиковал а
фельетоны редактора Тухольского (крайнего либерала, заявившего,
что он из иудаизма «выходит»), под псевдонимом Теодор Тигер, в которых
высмеивались и оплёвывались офицеры вплоть до призыва: «сорвать
с них погоны!» Дошло до того, что военный министр, социал-демократ
Носке, вынужден был обратиться в суд. Но орган социал-демократической
партии «Форвертс» (редактор Куттнер) поддержал не своего партийного
товарища, а Тухольского.
В
издающемся в Израиле на русском языке журнале приведены размышления
известного израильского философа Шмуэля Бергмана:
«Наша
роль в диаспоре — это роль паразитов. Возьмём тех евреев, которые
жили и творили в Германии накануне I мировой войны и вскоре
после неё. Возможно, что у них была, даже несомненно, была какая-то
стимулирующая роль в немецкой культуре. Но если говорить о самовыражении
нации, еврейской нации, о её вкладе в мировую культуру, то общий
итог их деятельности, мне кажется, был резко отрицательным.
То же самое можно, по-видимому, сказать и о нашей роли в сегодняшней
Америке, хотя тут я не специалист.
Трудно
объяснить всё это человеку, не жившему в ту эпоху. Был и журналы
такие, как «Тагебух» Шварцшильда, «Вельтбюне» З. Якобсона, со
страниц которых евреи регулярно, словно инъекцию, вспрыскивали
нигилизм и раздражение в кровь немецкого народа. О да, евреи
умели многое подмечать и в силу своей безответственности могли
позволить себе высмеивать любые отрицательные стороны немецкой
жизни, немецкое офицерство, буржуазию, домашний уклад, могли
выставлять напоказ их отталкивающие черты. Всё это началось
давно, ещё со времен Гейне. Авенариус (редактор журнала «Кунстворт»,
сыгравший большую роль в становлении Кафки как писателя) однажды
написал: «Евреи являются администраторами немецкой литературы».
И это была правда... Более того, если говорить о тогдашних немецких
или чешских евреях, то их «роль» внушала им ощущение превосходства,
высокомерия по отношению к окружающему народу. Между тем, ощущение
это было абсолютно безосновательно, ведь они на самом деле существовали-то
благодаря физической и духовной деятельности этого народа. Любопытно,
что в Германии в то время развивалась и чисто немецкая литература,
которую евреи вообще не читали: эта литература рассказывала
о жизни крестьян, которая евреев совершенно не интересовала.
Таким образом, существовали как бы две немецкие литературы:
та, которая интересовала евреев, и та, которую они игнорировали.
И то, что при этом евреи владели многими крупными газетами и
издательствами и в определённой степени контролировали таким
образом развитие немецкой литературы, было нездоровым и опасным
явлением».
Автор
приходит к очень суровому выводу:
«...в
общем, вклад евреев имел нигилистическое влияние (как мне кажется,
и в сегодняшней американской литературе) и в нём было что-то
неуловимо паразитическое».
И,
действительно, это начинается еще с Гейне, писавшего, например:
Большой
осел, что был мне отцом,
Он был из немецкого края;
Ослино-немецким молоком
Вскормила нас мать родная.
Немцам
внушалось, что они стадо ослов, опасное для соседей, так как по
своей тупости способны растоптать нормальных людей. И это выплескивалось
на талантливейший из западноевропейских народов, воинственный и
сильный духом народ, гордый, вплоть до самовозвеличения. Ясно теперь,
и без труда можно было предвидеть еще тогда, что эта линия поведения
могла иметь лишь два хода: либо немцам окончательно сломают хребет,
либо их толкнут — на отчаянную, безумную попытку сопротивления.
Второй исход и реализовался, и это был, мне кажется, хотя и не единственный,
но один из существенных факторов, породивших германский национал-социализм.
На
эти чувства налагались непрерывные финансовые скандалы, опять с
перевесом еврейских фамилий. Так, дело спекулянта Юлиуса Бармата,
рассматривавшееся в 1925 г., гремело по всей Германии, и его имя
стало нарицательным. Например, Радек издал брошюру «Барматовская
социал-демократия», где писал о «польско-еврейско-голландско-немецких
спекулянтах», которые, по его словам, были особенно тесно связаны
с социал-демократией, в то время как Штреземан опирался на концерн
«русского еврея Литвина».
Конечно,
не одна Германия, но и другие страны, побежденные в I мировой войне,
перенесли в послевоенные годы особенно тяжелое время, разруху, восстания.
Так, в Венгрии, появившейся на свет из осколков Австро-Венгрии,
в 1919 г. возникла Венгерская Советская республика. Не раз отмечалось
поразительное (по непропорциональности со всем населением) участие
евреев в ее руководстве. Так, О.И. Левин пишет:
«По
данным известного венгерского социолога Оскара Ясси, самого
еврея по происхождению (если не ошибаюсь, формально не ушедшего
от иудаизма), занимавшего пост министра национальных меньшинств
в первом революционном, добольшевистском правительстве, так
называемого периода Карольи, соответствующего у нас периоду
Временного Правительства, число евреев-руководителей большевистского
движения доходило до 95 %. Во избежание недоразумений следует
ещё прибавить, что Ясси отнюдь не «черносотенец». Он принадлежит
к группе весьма радикальной, всю жизнь боролся за всеобщее избирательное
право, аграрную реформу, требуя уничтожения крупного землевладения,
равноправия национальностей и установления демократического
строя и вынужден теперь, при реакционном правительстве Хорти,
жить в эмиграции».
Дополнительные
сведения содержатся в цитированной выше книге Зомбарта. Он ссылается
на семинарскую работу своего ученика, написанную по венгерским материалам
того времени. Зомбарт пишет:
«В
Венгрии в 1919 г. все основные вожди были евреи: Белла Кун,
Погани, Самуэли, Корвин-Клейн, Кунфи, Лукач. Из 33-х народных
комиссаров, членов правящего совета, 24 были евреи; 9 неевреев
занимали менее влиятельные места (комиссаров по делам украинского
или немецкого меньшинства и т.д.)».
Далее
приводятся подсобные данные, из которых мы заимствуем только несколько
типичных примеров:
«Народный
комиссариат по военным делам: из 7 народных комиссаров 6 евреев,
из 52 глав секций — 39 евреев. Народный комиссариат внутренних
дел: оба комиссара и их заместители-евреи. Народный комиссариат
финансов: все три комиссара и все их заместители-евреи. Народный
комиссариат просвещения: все 5 комиссаров — евреи, из 27 главсекций
— 21 еврей. Народный комиссариат земледелия: 1 комиссар еврей
(врач) и 2 — христиане (пастух и каменщик). Совет народного
хозяйства: 4 комиссара — евреи и 2 — христиане (рабочие)».
В
1922 г. Вейцман вел переговоры с итальянским министром иностранных
дел, синьором Шанцером, «возможно, еврейского происхождения» (в
то время, как премьером был Лузатти, тоже еврей). Вот особенно драматический
пример из жизни послевоенной Италии, описывает Р. Михельс.
В
1920 г. сложилась критическая ситуация, напоминавшая предреволюционную.
Рабочие захватывали заводы и иногда по месяцу их оккупировали, создавались
рабочие вооруженные отряды. Тогда правительству удалось организовать
встречу предпринимателей и рабочих на общенациональном уровне, и
кризис удалось предотвратить. Кто же с кем встречался? Предпринимателей
представлял генеральный секретарь союза предпринимателей Оливетти
— еврей, а рабочих — Террачино из Турина и Бруно Леви из Генуи,
оба евреи. И это в Италии, в которой тогда на 39,5 млн. населения
приходилось 50 тысяч евреев!
2.
Ко второй войне
В
Англии, в развитие традиции, начавшейся еще с Д’Израэли, евреи занимали
высокие государственные посты. Например, сын Иосифа Айзека, виконт,
барон, лорд, маркиз Рединг был главным судьей, вице-королем Индии
и министром иностранных дел. Герберт Самуэль был не только главой
либеральной партии, но и Верховным эмиссаром в Палестине, которая
после войны была превращена в «подмандатную территорию Англии».
Он занимал этот пост в 1920-25 г. Еще в 1914 г., когда Вейцман старался
завязать контакты с Английским правительством по поводу переселения
евреев в Палестину, ему сказали: «У вас есть еврей в правительстве»,
— и указали на Герберта Самуэля. За время правления Самуэля в Палестине
ее еврейское население выросло вдвое. Брат же Герберта Самуэля Стюарт,
как сказано выше, был направлен в Польшу, чтобы удостовериться,
что евреи не подвергаются там притеснениям.
Еще
с 1920 г. начались ожесточенные столкновения еврейских поселенцев
с коренными палестинцами. Тогда в них участвовал отряд, организованный
Жаботинским, который был приговорен за это к 15 годам тюрьмы. Вскоре
Самуэль амнистировал Жаботинского, но тот отклонил амнистию, так
как она распространялась и на осужденных арабов. Тогда приговор
ему был пересмотрен и отменен. Интересно, что, говоря об этих столкновениях,
Вейцман без колебаний называет их «погромом», как и столкновения
в 1929 г. Он говорит о «Иерусалимском погроме». И по поводу России
он говорите «тысячах жертв погромов», в то время как при самых крупных
столкновениях число жертв было несколько десятков. То есть Вейцман
фактически предлагает рассматривать «погромы» в России 1902-1906
г.г. как аналог позднейших арабо-еврейских столкновений (в гораздо
более слабой форме).
Драматическая
история, героем которой был очень известный человек, произошла в
США. Речь идет о Генри Форде, одном из крупнейших промышленных деятелей
США начала XX в. Он был человеком широких интересов и порывов, пытался
добиться установления мира во время I мировой войны, имел свои экономические
идеи. Он проповедовал идею «классового сотрудничества» при капитализме,
«народного капитализма». Собственно, и его успех в производстве
автомобилей, названных его именем, есть отражение тех же идей. Его
принципом было производство (и продажа) большого числа автомобилей
по доступным ценам, «чтобы каждый фермер мог иметь свой автомобиль».
И рабочие на его заводах получали более высокую зарплату (по крайней
мере, так утверждал он) и пользовались рядом социальных преимуществ.
Одним из аспектов его многогранной активности была покупка газеты
в его родном городе Дерборне, вблизи Детройта, где концентрировались
его заводы. В этой газете «Независимый из Дерборна» (может быть,
в названии скрывается некоторый каламбур) обсуждались различные
вопросы современной общественной жизни, особенно в США. В частности,
в 1920-1922 г.г. там был опубликован целый ряд статей, посвященных
влиянию евреев на различные стороны жизни США. Позже он опубликовал
книгу на эту тему: «Мировое еврейство» (тему которой он характеризовал
как «исследование еврейского вопроса») и большой сборник материалов
«Еврейская деятельность в Америке». Он сформулировал следующее положение:
«Мы
боремся не с людьми, но с принципами, ложными принципами, которые
истощают моральные жизненные силы народа. Эти принципы происходят
из источника, который легко обнаружить, и распространяются методами,
которые легко указать. Их можно остановить, раскрыв их. Когда
люди узнают характер и источник влияний, захватывающих их, этого
уже будет достаточно».
Форд
писал, например:
«Возражая
против того, что евреи действуют как единое целое, говорят,
что м-р Каан — один из наиболее влиятельных консерваторов. Роза
Пастор Стокес и Морис Хилквист — радикалы, консервативно настроенный
лидер профсоюзов — Самуэл Гомперс, а его самый влиятельный радикальный
соперник — Сидней Хилльман. Что касается «либерального центра»,
то он, со своими Брандесами, Макками, Феликсами Франкфуртерами,
даёт ту же картину. Но ведь это просто означает, что все оттенки
американской общественной жизни находятся под влиянием евреев!»
Он
рассказывает и о своём личном опыте:
«С
момента появления в печати этих моих писаний, они находились
под организованным запрещением. Почта, телеграф и словесная
проповедь действовали все в одном и том же направлении: о каждой
из моих статей кричали, что это травля. На первый взгляд могло
показаться, что в них действительно есть нападение на беспомощный
и достойный жалости народ, пока, наконец, не стало ясно, что
крик о помощи отмечен печатью власть имущих. Денежные средства
тех, кто протестовал и число членов союзов, председатели которых
возбужденно требовал и моего отречения от всего, что появилось
в печати, ясно на это указывали. В глубине всей этой шумихи
скрыта идея бойкота; эта угроза и была причиной того, что все
попытки предать гласности разоблачения самого невинного содержания
по еврейскому вопросу до сих пор кончались в Америке неудачей».
Та
же судьба ожидала и самого Форда. В 1927 г. он вынужден отречься
от своих взглядов (в письме лидеру американского еврейства Маршалу)
и даже публично сжечь свою книгу.
Произведения,
опубликованные Фордом, часто наивны и мало убедительны, например,
он придает очень большое значение «Протоколам сионских мудрецов»
и вообще идее заговора. Да это и неудивительно. Форд считает, что
еврейское влияние в Соединенных Штатах начало проявляться со времени
гражданской войны, то есть, приблизительно со времени, когда он
сам родился. За такой короткий срок общество не способно осознать
всю сложность ситуации, с которой оно столкнулось: авторы отражают
лишь некоторое смутное чувство тревоги и готовы довольствоваться
сравнительно поверхностными объяснениями. Но несравненно более яркой
является судьба самого Форда: какая же сила нужна была, чтобы сломить
мощь его промышленной империи?
После
конца I мировой войны во всем мире возникло много антилиберальных
движений, противопоставлявших концепции парламентско-демократического
государства идею национального и корпоративного государства. После
прихода к власти в Италии в 1922 г. фашистского движения их всех
стали называть фашистами. Они пришли к власти в ряде стран: Италии,
Венгрии, Румынии, Австрии, Германии, Испании, Португалии. Но из
них реальной силой, способной утвердиться в мировом масштабе было
лишь течение немецкого национал-социализма. Хотя оно много заимствовало
и имело много общего с другими фашистскими течениями, оно, по-моему,
является совершенно уникальным явлением, которое может быть понято
лишь из особенностей германской идеологии и ситуации в Германии
после I мировой войны. Появление этой новой исторической силы вызвало
опасения как Западных демократий (Франции, Англии, США), так и СССР.
Была предпринята попытка объединить свои усилия в борьбе с расширявшимся
фашистским влиянием, в то время неудавшаяся, она реализовалась на
какое-то время в 1941-45 г.г. Именно в рамках такой политики в 1934
г. СССР вступил в Лигу Наций и постоянно пропагандировал там «политику
международной безопасности».
В
это время в работе Лиги Наций принимал участие Нахум Гольдман (хотя
трудно понять, какое государство он тогда представлял). Он вспоминает
об этой эпохе:
«До
войны большинство советских дипломатов были евреями».
И
конкретнее:
«Однажды
Литвинов явился в Женеву с 14 делегатами, из которых 11 были
евреями. Я спросил министра: зачем Вам эта синагога? (Употребляется
другой, неизвестный мне еврейский термин, означающий еврейскую
религиозную общину.)»
Литвинов
ответил, что евреи знают иностранные языки (но ведь и выжившие русские
интеллигенты их знали?).
Но
случай был не единичный. Например, когда началась гражданская война
в Испании, то поддержка республиканского, антифранкистского лагеря
со стороны СССР направлялась почти исключительно руководителями
еврейского происхождения. Начальником военной разведки в это время
был С.П. Урицкий, Главным военным советником был генерал Штерн (под
кличкой Клебер), специально в авиации генерал Смушкевич. Слуцкий
(под псевдонимом Маркое) руководил чистками, в частности, уничтожением
ПОУМ (Коммунистической партии Каталонии). Послом СССР в Испании
был Розенберг, а резидентом Орлов (Фельдбин). Командующим 12-й интернациональной
бригадой был Мате Залка (Франкль), работавший под именем Лукач,
а крупнейшими пропагандистами Эренбург и Кольцов (Фридлянд). Мне
известно имя только одного влиятельного нееврейского советского
представителя в Испании во время гражданской войны — это Антонов-Овсеенко,
который был советским консулом в Барселоне.
В
1935 г. на 7-м конгрессе Коминтерна была провозглашена политика
«Народного фронта», что требовало отказа от взгляда на некоммунистических
социал-демократов как на «социал-фашистов» и основного врага. «Народный
фронт» и победил на выборах во Франции в 1936 г. Выдвинутым премьером
стал Леон Блюм, тот самый, о котором упоминается (см. гл. 9) в связи
с его слабостью ставить на руководящие посты в руководимой им партии
в основном своих соплеменников (хотя Бердяев, в статье, написанной
после II мировой войны, называет его «одним из самых честных, идеалистических
и культурных деятелей Франции»). Впрочем, политика «Народного фронта»
не оказалась успешной, его правительство во Франции не продержалось
и 2-х лет.
Положение
евреев в Германии стало меняться к худшему в связи с приходом Гитлера
к власти, так как антиеврейская концепция играла основную роль в
его идеологии. Вскоре после его прихода к власти Американский еврейский
конгресс организовал бойкот немецким товарам, а Всемирный еврейский
конгресс призвал к сопротивлению Германии всеми средствами, так
что американские газеты писали: «Иудея объявила войну Германии».
В Германии были приняты известные Нюренбергские законы, закрывавшие
евреям (за некоторыми исключениями) доступ к ряду профессий: офицеры,
профессора в высшей школе, врачи и т.д. Это вызвало широкую эмиграцию,
в основном среди еврейской интеллигенции. Однако, ситуация, видимо,
не приобрела еще драматического характера. Немецкий историк, уже
наш современник и поэтому в подобных ситуациях чрезвычайно осторожный,
пишет:
«После
Нюренбергских законов немецкие евреи имели несколько сравнительно
спокойных лет. Их эмиграция поощрялась, и большое число оставшихся
создали поразительно жизнеспособный и разнообразный образ жизни...
В экономике положение евреев почти не изменилось, и в законах,
касающихся хозяйственной жизни, часто рядом с подписью Адольфа
Гитлера стояли подписи еврейских банкиров».
Перелом
произошел в связи с так называемой «хрустальной ночью». Поводом
к ней послужило убийство в 1938 г. польским евреем Гриншпаном 3-го
секретаря немецкого посольства в Париже фон Рата. Впрочем, это был
не первый случай. Так, в 1936 г. глава нацистской иностранной организации
в Швейцарии был убит Давидом Франкфуртером. Ситуация напоминала
современную ситуацию в США после терактов 11 сентября 2001 г.: государство
должно было найти ответ на террористический акт, направленный против
его граждан. Гитлеровская Германия ответила организацией «Хрустальной
ночи». Было разгромлено большое число магазинов, сожжено несколько
синагог. Евреи подвергались избиениям, несколько десятков человек
было убито. Десятки тысяч были задержаны, в большинстве случаев
отпущены с обязательством покинуть Германию. Более того, через 2
года, выступая 30 января 1939 г. перед Рейхстагом, Гитлер сказал,
что если еврейский финансовый капитал развяжет мировую войну, то
результатом будет «уничтожение еврейской расы в Европе». Так как
война началась и Гитлер не раз обвинял еврейский финансовый капитал
в том, что он был «поджигателем войны», то многие видят в этой фразе
Гитлера указание на имевшийся у него уже тогда план «окончательного
решения еврейского вопроса», сводившийся к физическому уничтожению
еврейского населения Европы.
В
1939 г. началась война между Германией и союзом Англии, Франции
и Польши, в 1941 г. в нее оказались втянуты СССР, США и Япония.
Война, действительно, стала мировой.
На
время войны приходятся жестокие преследования евреев национал-социалистическим
режимом. Безусловно, очень большое число евреев было уничтожено.
Я лично уверен в этом не столько по имеющимся литературным источникам,
сколько по рассказам, услышанным сразу после конца войны. Жители
самых разных мест из оккупированных территорий СССР, которых не
было никаких оснований заподозрить в преувеличении, рассказывали,
что немецкие власти объявляли о регистрации евреев, определенные
группы их депортировались, а потом никто уже ничего о них не слышал.
После войны это уничтожение больших масс восточно-европейских евреев
получило название «Холокост» (трудно переводимый термин, видимо,
древнегреческого происхождения, означающий примерно «жертва через
сожжение»). Иногда употребляется термин «Катастрофа». Этому посвящена
целая литература. Причем не отрицается, что и другие народы в это
время перенесли катастрофу, но тогда, знаменательным образом, это
слово пишется с малой буквы. Такое выделение страданий, перенесенных
именно евреями, как некоторого совершенно особого явления как-то
задевает нравственное чувство. Ведь и потери поляков, сербов, белорусов
вряд ли поддаются точному подсчету и были для этих народов национальной
катастрофой. Хотя сначала число погибших евреев называлось обычно
как «приближенное», потом установилось, и чаще всего называется
число 6 млн. Попытки некоторых исследователей оспорить эту цифру
встречали яростное сопротивление. Тем не менее, имеется ряд аргументов,
поддерживающих такую «еретическую» точку зрения. Из общих соображений,
мне кажется, ясно, что подобные утверждения, исходящие от победителей
в войне всегда многократно преувеличены. Первое время после конца
войны все, в чьих руках была власть, были заинтересованы в как можно
более ярком живописании злодеяний гитлеровской Германии в отношении
евреев. Прежде всего, сами евреи, закреплявшие за собой позицию
«вечно несправедливо гонимых», так что вплоть до нашего времени
наиболее действенное возражение против попытки реально оценить их
роль — «значит, вы одних взглядов с Гитлером». Также и коммунистическая
власть в СССР, которая могла указать на неисчислимые злодеяния гитлеровского
режима, от которого она спасла мир, чтобы заставить замолчать протесты
против установления этой власти в Восточной Европе. Наконец, западные
демократии, пресса которых находилась под сильнейшим еврейским влиянием.
А возражать в те годы никто бы и не посмел.
Поэтому
точные, численные данные о еврейской «Катастрофе» вряд ли могут
внушать доверие, но громадная катастрофа, несомненно, постигла тогда
евреев (как и многие народы Европы). Вероятно, катастрофа восточно-европейского
еврейства имела такой же масштаб, как и средневековые бедствия евреев
времен «черной смерти» или восстания «Пастушков». Мне, честно говоря,
не понятна позиция тех, кто оспаривает «каноническую» цифру в 6
миллионов уничтоженных нацистами евреев. Одни из них отрицают существование
газовых камер, но, собственно говоря, чем лучше выстрел в затылок?
Другие оспаривают саму цифру в 6 миллионов, подчеркивают, что потери
других народов были часто не менее трагическими, чем у евреев. Такое
утверждение представляется вероятным — по причинам, о которых я
говорил. Но разве, если окажется, что убитых было «всего» 2 миллиона,
то это снимет остроту проблемы? Однако, в любом случае, мужество
этой небольшой группы, преследуемой по всему миру, внушает уважение.
Заведомо, далеко не все они являются немцами, пытающимися забыть
неприятный эпизод своей истории, доказать, что была «обычная война».
Например, одним из первых был француз Рассинье, участник Сопротивления,
попавший за это в немецкий концлагерь. Да и борются они, в любом
случае, за освобождение от произвольно накладываемых запретов, за
свободу научного исследования и человеческой мысли вообще.
Произошедшая
трагедия, конечно, оказала влияние на отношения евреев с другими
народами, влияние, которое ещё долго будет давать себя знать.
Нам
трудно вообразить те мучительные и болезненные переживания, которые
вызывали в еврейской душе воспоминания о трагедии, разразившейся
во время войны. Намёк на них сквозит в публикации, появившейся в
еврейском самиздатском журнале «Евреи в СССР». Хотя, по-видимому,
появилось довольно много выпусков этого журнала, принимаются какие-то
меры к тому, чтобы он оставался в очень ограниченном круге читателей.
Во всяком случае, автору удалось познакомиться лишь с двумя выпусками.
В одном из них за № 15 (июль-сентябрь 1977 г.) приведена часть перевода
(начало в №№ 9-13) произведения М. Элнинса «Закалённые яростью».
Там рассказывается о созданной в 1945 г. в Западной Европе еврейской
организации ДИН, имевшей целью месть немцам за преступления против
евреев. Организация имела своих людей в военной администрации всех
оккупирующих держав, снабжавших ДИН информацией, подложными документами
и военной формой. Первая акция была направлена против тайной организации
немецких подростков, припрятавших в лесу оружие, собиравшихся по
ночам в лесу со знаменем у костра. 140 подростков были перебиты
автоматами и гранатами. «...За что? Об этом надо спрашивать кого-то
другого». Далее следует описание ряда таких акций.
«Они
прихватили особой Шварца и по дороге оставили его с перерезанной
глоткой...»
«Они
допрашивали Ветцеля два дня, а затем утопили...» и т.д.
«Они
совершенно открыто подъезжали к дому человека, которого хотели
поймать, или шли к месту его работы, или просто останавливали
его на улице. Командир группы предъявлял своё удостоверение
(фальшивое удостоверение, полученное через своих людей в оккупационных
войсках) и человеку сообщали, что его вызывают в штаб для стандартного
допроса. Чаще этого было достаточно. Если человек упорствовал,
тогда его просто били по голове и втаскивали в машину».
Захваченным
немцам обещали сохранить жизнь, если они выдадут других скрывающихся
нацистов, грозя, что «если он солжёт, то его ждет мучительная смерть».
«Его
всё равно убивали. Конечно, это было не по правилам крокета,
но ведь они и не играли».
«Способ
убийства зависел от обстоятельств, но чаще всего это было удушение».
«Их,
действительно, учили и когда-то они в это верили, что вина бывает
только конкретная, между человеком и человеком. Но годы научили
их другой правде, и кровь 6 млн. евреев кричала о другой действительности».
«Сотни
тысяч немцев принимали прямое участие в уничтожении европейских
евреев; это было делом рук целого народа, и поэтому возмездие
должно было быть прямо связано с размерами содеянного зла».
«Итак,
они начали убивать немцев, не зная, в чём состоит их конкретная
вина, а зная только, что эти люди принесли смерть и пытки еврейскому
народу».
«Теперь
они вспоминают это как «первый охотничий сезон». Они выследили
и убили более сотни людей. Никто из тех, кто попал в руки ДИН,
не ушёл».
Однажды,
проникнув в похищенной военной форме и с фальшивыми документами
в лагерь, где содержались интернированные офицеры СС, они заложили
мину под барак.
«Куски
обитателей барака СС дождём посыпались на весь лагерь».
Но
под конец они почувствовали, что эффект их деятельности недостаточен.
«То,
что немцы сделали евреям как евреям — эти евреи из ДИН сделают
немцам — они не оставят незатронутой ни одной немецкой семьи.
В конце 1945 г. они начал и работать над «ТохшетАпеф» — планом
А. Это был план убийства миллиона немцев».
К
сожалению, после этого стоит: «продолжение в следующем номере»,
а номер этот автору недоступен. Впрочем, вряд ли он и необходим.
Миллион немцев всё же, надо надеяться, не убили, а бездна ненависти
и победа ее над нормальными человеческими чувствами видна и так.
И дело не в действиях этих несчастных безумцев, порожденных кошмаром,
который редкая душа может перенести. Но вот кто-то написал об этом
книгу, снабдив оправдательными фразами, некоторые из которых мы
привели. А кто-то счёл необходимым в 1977 г. перевести ее и довести
до сведения «Евреев в СССР».
Те
же чувства проявлялись в планах, которые предлагались в отношении
Германии в период войны. Так, в 1941 г. в США появилась книга Т.
Кауфмана «Германия должна погибнуть», в которой предлагался план
стерилизации всего немецкого народа. Причем в это время США еще
не воевали с Германией. Во время войны близкий советник Рузвельта,
Моргентау-младший, разработал план расчленения Германии, уничтожения
в ней любого крупного производства, включая рудники и шахты, уменьшения
доступа немцев к образованию, превращения Германии, в основном,
в сельскохозяйственную страну, поставляющую сельскохозяйственных
рабочих и в другие страны, сокращение населения и контроля оккупационных
властей над прессой. Этот план, видимо, встретил сначала одобрение
Рузвельта и Черчилля, но после войны не был осуществлен, так как
немцы понадобились в качестве союзников в начавшейся «холодной войне».
Тем не менее, Моргентау опубликовал свой план отдельной брошюрой
(удивительно, как этот план в деталях совпадает с тем, что происходит
сейчас с Россией).
К
тому же типу болезненных переживаний я отношу и многократно делавшиеся
утверждения, что в массовом уничтожении евреев гитлеровцами виноваты
многие другие народы, не воспринявшие весь трагизм происходившего.
Или концепцию, согласно которой «Холокост» был следствием давно
развивавшегося «антисемитизма», а «антисемитизм» проистекал из христианства,
возлагающего вину за распятие Христа на евреев. Ведь не утверждали
же поляки, что в массовом их уничтожении нацистами, в том, что Гитлер
объявил о «конце польского государства навеки», виновно все человечество.
Такие чувства, чем бы они не были вызваны, потом начинают жить своей
жизнью.
Ведь
не может народ, имея дело с немцами, исходить из одного мировоззрения,
а с арабами или русскими — из другого. Такую же реакцию, может быть,
только в менее яркой форме, будет вызывать всякий «враг» или даже
тот, кто «стоит поперёк дороги».
Позже
знаменитый еврейский философ Мартин Бубер писал по этому поводу:
«Самое
тяжёлое влияние национал-социализма заключается в том, что он
заразил своей философией насилия другие народы. Эта победа «недочеловеческого»
(Untermenschliches) над человеческим никакой народ так глубоко
не затронула как еврейский... Мы осознали это несчастье, когда
группа вооруженных евреев напала на арабскую деревню. Это был
наш грех, еврейский грех против Духа. Наша вера в Дух оказалась
недостаточной, чтобы устоять против распространения этого дьявольского,
позорного учения в собственном народе».
ЛИТЕРАТУРА:
Rathenau
Walter. Impressionen. Leipzig, 1902.
Arnim
Otto. Die Juden in Kriegsgesellschaften. Munchen, 1921.
Bosl-Franz-Hofman.
Biographisches Worterbuch zur deutschen Geschichte. Munchen, 1974.
Korn
D. Wer ist wer im Judentum. Munchen, 1996.
Winger
S. Grosse Judische Nationalbiographie. Ceranti 1925 — 1927.
Комэй
Д. Кто есть кто в истории евреев. Лондон — Москва, 1974, 1995.
Hayek
F.A. The Road to Serfdom. London, 1943.
Baruch
B. American Industry in the War. N.-Y., 1941.
Baruch
B. The Public Years. N.-Y., 1960.
Драбкин
Я.С. Ноябрьская революция в Германии. М., 1967.
Lehman
H. Die Weimarer Republik. Munchen, 1960.
Illustrierte
Geschichte der Deutschen Revolution 1918- 1928. Berlin, 1929.
Nolte
Ernst. Der Europaische Burgerkrieg 1917- 1945. Berlin, 1987.
Revolution
und Raterepublik in Munchen 1918-1919 in Augenzeugenberichten.
Dusseldorf, 1969.
Muller-Meiningen.
Aus Bayerns schwersten Tagen. Berlin-Leipzig, 1924.
Funck
Bernhard. Der Judische Einfluss in Deutschland. Munchen, 1921.
Klatzkin
Jakob. Probleme des modernen Judentums. Berlin, 1930 (III Afl.).
Lungren-Nielsen
K. The Polish Problem at the Paris peace Conference (особенно
раздел The Jewish Problem). Odensee, 1979.