B
XVIII-XIX в.в. происходит резкий перелом в положении европейского
еврейства, а именно: среди евреев возникает быстро растущее движение
за выход из изоляции, за усвоение образа жизни окружающих народов,
их культуры. Это течение придает совершенно новый характер европейским
еврейским общинам. Параллельно усиливается борьба и за юридическое
равноправие евреев, которого они и добиваются в XIX в. в подавляющей
части европейских стран. Принятие евреями образа жизни европейских
народов в среде этих народов часто называют «эмансипацией », в еврейской
же среде это течение называли «Хаскала», а сторонников его — «маскилим».
Этот переворот несомненно связан с увеличением хозяйственного влияния
евреев. Так, уже с XVI в., а систематически с — XVII в. еврейские
дельцы осваивают совершенно новую сферу деятельности — колонии европейских
стран. В Бразилии евреи скоро стали господствующим слоем, в частности,
держали в своих руках сахарные плантации, бывшие основой экономики
страны. Так же и на Ямайке они заняли господствующее положение,
и христианские купцы жаловались, что евреи их вытесняют. В статье
Еврейской Энциклопедии говорится: «В колониях марраны больше всего
содействовали развитию торговли. Их деятельность охватывала аграрный
район и простиралась на весь международный район... Весьма часто
марраны, забывая об испанском суверенитете, сбрасывали с себя маску
и открыто возвращались к еврейству». В докладе инквизиции из Южной
Америки в 1636 г. говорится:
«Они
стали хозяевами всей торговли в королевстве: от парчи до грубого
холста, от алмазов до тминных зерен — все проходит через их
руки».
В
XVII в. Голландия начала войну с Португалией за обладание Бразилией.
При этом голландцы опираются на поддержку местных евреев. После
того как они захватили Ресиф,
«в
Ресифе стало вдвое больше евреев, чем христиан». «Евреи вели
крупную торговлю, владели сахарными заводами, домами; самым
крупным богачом считался Распер Диас Перейра».
Но
в конце концов победили португальцы, и это привело к гонениям на
евреев. Тогда центр тяжести еврейской общины переместился в Северную
Америку, где их влияние стало еще сильнее. Характерен в этом отношении
эпизод с основанием еврейской общины в Нью-Йорке (он был тогда голландской
колонией). В 1635 г. к Гудзону прибыл корабль, имевший на борту
еврейских переселенцев из Бразилии. Губернатор Стювейсанд сначала
не хотел разрешить им поселиться в колонии, но получил распоряжение
от Вест-Индской компании дать такое разрешение «ввиду больших капиталов,
вложенных ими (евреями) в компанию». Точно так же на сопротивление
натолкнулись первые попытки евреев получить права гражданства в
Массачусетсе (Аарон Лопец в 1762 г.) и Нью-Йорке (Исаак Элизер в
1763 г.). Трудности возникали в связи с принятой тогда формулой
присяги: «по истинной христианской вере...». Но в конце концов текст
присяги был так изменен, что он стал приемлемым для евреев.
В
XVII и XVIII в.в. финансовое влияние евреев становится столь значительным,
что оказывается важным фактором тогдашней европейской политики.
Они финансировали в широком масштабе монархов многих тогдашних европейских
государств (в особенности германских), давая им тем самым возможность
быть более независимыми в своей политике от дворянства и горожан,
усиливая тенденции абсолютизма. Особенно сильна была роль евреев
в финансировании армии: в поставках оружия, амуниции, продовольствия.
В немецких государствах типичной комбинацией были «князь и еврей»
(Furst und Jud), причём в руках последнего находились финансы государства.
Так, больше ста лет придворными банкирами императорского двора в
Вене был дом Оппенгеймеров. В Пруссии «Великий Курфюрст» Фридрих-Вильгельм
пользовался услугами финансистов Гумперца, Фейта, Риса, Аарона и
Бронда Вульф. Его сын Фридрих I поручил финансовые дела Либману,
Фридрих Великий — Ефраиму.
Естественно,
что богатые евреи всё более оказывались связанными с жизнью той
страны, в которой они обитали, от них многое зависело, они имели
связи и влияние, не редки были случаи, когда им жаловалось дворянство.
Ряд факторов толкал их на выход из изоляции также и в политической
и культурной жизни.
Одновременно
с импульсами, исходящими из среды еврейства, и в европейском обществе,
начиная с середины XVIII в., возникает течение, ставящее себе целью
коренной пересмотр положения евреев. Центром его являлась Германия,
где тогда жило большинство еврейского населения Западной Европы.
Одна за другой выходят книги, ставятся пьесы, доказывающие бессмысленность
предрассудков против евреев, высоту их моральных принципов, часто
превосходство в этом отношении над христианами.
Наиболее
яркой фигурой этого течения был Лессинг. Ещё 23-х лет, начинающим
писателем, он создал пьесу «Евреи». В ней повествуется, как некий
путешественник спасает некоего барона от разбойников. Хозяин подозрительного
кабачка распускает слух, что разбойники — это евреи, заметил и якобы
даже их типичные бороды. Но всё тот же путешественник извлекает
у него из кармана фальшивую бороду, разоблачая его самого и его
приятеля как разбойников. Барон предлагает путешественнику половину
своего состояния и руку дочери. Но тот сообщает, что «Бог его отцов
достаточно оделил его средствами» и что сам он — еврей. «О, если
бы все евреи были подобны Вам!» — восклицает барон. «О, если бы
все христиане были подобны Вам!» — парирует путешественник. Это
произведение было типичным: подобная ситуация обыгрывалась во многих
вариантах. Газеты сообщали о благородной благотворительности евреев.
Вершиной была знаменитая пьеса Лессинга «Натан Мудрый». В ней действие
происходит при дворе турецкого султана Саладина, где сталкиваются
представители трёх религий: иудаизма, ислама и христианства. Очевидная
цель автора — пропаганда религиозной терпимости, стремление показать,
что на любом из этих путей человеке равным успехом может искать
Бога. Но наименее способными к этому оказываются христиане, особенно
злобным фанатиком изображен патриарх Иерусалима. Самым же глубоким
и гуманным — герой пьесы, Натан Мудрый, который, например, несмотря
на то, что христиане убили у него семь сыновей, одаряет всех христианских
паломников ко Гробу Господню подарками (что отдает уже чрезмерностью).
Кульминацией является рассказ Натаном знаменитого сказания о трёх
кольцах. В одной семье по традиции древнее кольцо переходило от
отца к сыну. Но однажды, не желая обидеть ни одного из трех своих
сыновей, отец заказал две точные копии и оставил каждому по кольцу.
Сыновья до сих пор спорят, чьё же кольцо истинное... На первый взгляд,
смысл сказания — в призыве к религиозной терпимости, а кольца символизируют
иудаизм, ислам и христианство. Но в нем можно заметить и подтекст:
ведь всё же лишь одно кольцо действительно подлинное — самое древнее,
очевидно, символизирующее иудаизм.
С
еврейской стороны столь же влиятельной фигурой этого направления
был Мозес Мендельсон — близкий друг и ровесник Лессинга, которого
тот и изобразил подвидом Натана Мудрого. 14-летним подростком он
бросил еврейскую духовную школу и ушёл в Берлин. По совету своего
наставника рабби Хиршеля Френкеля, Мендельсон изучает немецкий язык,
что было тогда редкостью среди евреев. Он устанавливает связи с
деятелями просвещения, такими как президент Берлинской Академии
Мопертюи и Лессинг, и начинает публицистическую деятельность.
Мендельсон
был создателем и вождем того движения в еврействе, которое ставило
себе целью вхождение в европейскую культуру и приобретение равноправия
в европейском обществе. В качестве первого шага — овладение немецким
языком, усвоение немецкого образа жизни. Мендельсон пропагандировал
смелую мысль, что древняя иудейская традиция не противоречит идеям
Просвещения и можете ними сочетаться. Он стоял во главе общества
«Передовые евреи», объединенного этой идеей. В идеале виделась ассимиляция,
когда евреи не будут отличаться от других немцев, будут «немцами,
исповедующими Моисеев закон». Естественно, что Мендельсон был врагом
всех планов возвращения в Палестину, он предостерегает от финансирования
любых подобных проектов, убеждая, что одно золото не может обеспечить
возвращения. С замечательным предвидением он писал:
«Мне
кажется, такой проект будет выполним, только когда великие державы
Европы будут вовлечены во всеобщую войну».
Мендельсон
встретил горячую поддержку в кругах немецких просветителей. Хотя
немецкий язык он выучил не в детстве и сам признавался, что особенно
грамота давалась ему всегда с трудом, Мендельсон выступал как критик
по вопросам немецкой литературы в журналах Лессинга и Николаи. Он
поддерживал Лессинга в его борьбе за религиозную терпимость, за
признание высоких духовных достоинств иудаизма. Однако их позиции
отличались существенными оттенками. Например, Лессинг в своем масонском
диалоге «Эрнст и Фальк» предупреждаете предрассудках патриотизма,
в «Воспитании человеческого рода» утверждает, что в евреях Бог воспитал
будущих воспитателей человечества. Мендельсон же выступает страстным
еврейским патриотом, сразу откликаясь на любые обвинения, высказываемые
против евреев (например, на брошюру о еврейском ростовщичестве во
французском Эльзасе). Он писал, что если надо было бы выбирать между
равноправием евреев и разрывом с религиозной традицией, то евреи,
хоть и с прискорбием, должны были бы отказаться от равноправия.
Лессинг пропагандируя равноценность всех религий, публикует в своем
журнале антихристианские статьи. Мендельсон же всегда восторженно
отзывается об иудаизме, но о христианстве он иногда высказывается
весьма бесцеремонно. Например, в ответ на довольно неумный аргумент
одного пастора, что чудеса Христа истинны, ибо засвидетельствованы
современниками, он приводит пример разоблаченного еврейского лжечудотворца
и мошенника, сидевшего тогда в тюрьме. Конечно, адепты просвещения
рукоплескали ему за то, что он так ловко «срезал попа».
Лессинг
был только самым ярким представителем этого направления. Монтескье
в «Духе законов» говорит, что отношение христиан к евреям останется
навсегда позором для этого века. Мирабо, побывавший в Пруссии стайным,
не то правительственным, не то масонским поручением, написал памфлет
«О Мозесе Мендельсоне и изменении положения евреев». Крупный прусский
чиновник Кригсрат фон Дом опубликовал работу, в которой призывал
к предоставлению евреям равноправия. Когда император Иосиф II снял
некоторые ограничения для евреев, то знаменитый тогда поэт Клопшток
почтил его одой, в которой ставил его поступок в пример другим князьям.
Академии объявляли конкурсы на сочинения об эмансипации евреев.
Появились произведения и противоположного направления, они вызывали
в свою очередь возражения как с немецкой, так и с еврейской стороны.
Во множестве выходили брошюры «За евреев», «Против евреев». Вся
эта литература, по словам Гретца, «лилась, как водопад».
Чем
же объяснить, что еврейский вопрос привлек к себе именно тогда такое
необычайное внимание? Конечно, обособленные в гетто евреи находились
в странном для окружающих европейцев положении, унижающем человеческое
достоинство, и это вызывало совершенно естественный протест. Не
могло не играть роли и то, что проникающий всюду дух нового, буржуазного
общества и просвещения ломал устои старого иерархического уклада
жизни, заставлял смотреть на всех людей с единой точки зрения.
Но
вот что поразительно: в то же время подавляющая часть немецкого
крестьянства и многие горожане были крепостными — и это не вызывало
того «водопада», о котором пишет Гретц. А ведь они исповедовали
ту же религию, говорили на том же языке и во многих других отношениях
были для немецких (да и французских) просветителей гораздо ближе
евреев, так что и тяжести их жизни должны были бы ярче и острее
восприниматься. Таким образом, кроме указанных общих причин действовали
и какие-то другие, определявшие именно этот особый объект сочувствия.
Одна из них очевидна: все усиливающееся влияние евреев на финансы
и экономику страны и их стремление упрочить это влияние, добившись
одинаковых прав с остальным населением. Возможности их был и действительно
велики. В сочинении «Прусская монархия» Мирабо пишет:
«Единственные
торговцы и фабриканты, располагающие в прусских провинциях большими
состояниями, — евреи. Среди них есть миллионеры».
И
Гретц подтверждает, что богатства евреев в Берлине далеко превосходили
богатства христианских бюргеров. Поэтому можно не удивляться, что
Мирабо, ненадолго посетив Пруссию, так чутко воспринял проблему
еврейского равноправия: он был кругом в долгу у еврейских ростовщиков.
Также и Лессинг, написав пьесу «Евреи», вскоре получил доходное
место в считавшемся малочистоплотным деле по чеканке монеты, находившемся
в руках у банкиров Эфраим. Когда же он писал своего «Натана», ему
выдал аванс еврейский купец Мозес Вессели из Гамбурга. По этим отдельным
штрихам можно представить себе ситуацию в более широком масштабе.
«Лица свободных профессий» — писатели, журналисты, актёры были тогда
очень мало обеспечены, и финансовая поддержка для них значила чрезвычайно
много. Да и владетельные князья тоже были восприимчивы к подобным
аргументам. Например, в начале XIX века банкир из Франкфурта-на-Майне
Амшель Ротшильд уплатил великому герцогу Дальберту 400000 гульденов,
за что тот предоставил франкфуртским евреям равные права с остальным
населением.
Но
можно увидеть и другую причину, вызывавшую всё это движение. Всякий
раз, как выступает идеология, враждебная традиционной, стремящаяся
её развенчать и основать понимание жизни, исходя не из исторических
корней народа (а, например, на логике, разуме, как в эпоху Просвещения),
ей естественно искать союзника в том мировоззрении, которое никак,
ни одной ниточкой с этими корнями не связано, скорее им враждебно.
Его и находят в иудаизме и еврейской традиции. Так и во время пуританской
революции в Англии возникает какое-то загадочное тяготение к иудаизму
— чисто идеологическое, так как евреи были изгнаны из Англии в XIII
веке. Кромвель мечтал о слиянии Ветхого и Нового Завета, еврейского
избранного народа и пуританской общины. Пуританский проповедник
Натаниэль Хомезиус провозгласил, что хотел бы, как раб, служить
Израилю. Члены крайнего течения того времени — левеллеры — называли
себя иудеями. Офицеры Кромвеля предложили ему составить Государственный
Совет из 70-ти членов, в подражание Синедриону. В парламент был
внесён проекте переносе праздничного дня с воскресенья на субботу,
а член парламента анабаптист Гарриссон со своей группой требовал
введения Моисеева Закона в Англии.
Если
в Англии XVII века это течение не было связано с реальными еврейскими
интересами (попытку еврейского банкира из Амстердама Монассии Израэля
добиться переселения в Англию большой группы евреев, Кромвель отклонил),
то в Европе XVIII века (и особенно в Германии) оба стимула действовали
одновременно. Европейские «свободомыслящие» видели в евреях союзников
в своей борьбе против «предрассудков старого общества», «мрака христианства»,
«засилия попов». В Германии начинается «эпоха салонов». Богатые
еврейские дома превращаются в центры, притягивающие представителей
аристократии, писателей, философов, актёров, проникнутые идеями
просвещения. Самыми влиятельными были берлинские салоны Генриетты
Герц и Рахель Левиной. Салоны Доротеи Фейт, Марианны Меир и др.
пользовались несколько меньшим успехом. Здесь бывали аристократы,
члены королевского дома, даже кронпринц, государственные деятели,
дипломаты, учёные, писатели, философы: Шлейермахер, Фуке, Шамиссо,
Шлегель, Александр и Вильгельм Гумбольдты. В Вене таким был салон
Фанни Итциг, дочери банкира Итцига и жены произведенного в бароны
Натана Аронштейна. Во время Венского конгресса у неё собирались
дипломаты всех стран. В салонах возникла лаборатория, вырабатывавшая
общественное мнение: тот, кто был своим человеком в этих салонах,
мог рассчитывать на тёплые отзывы прессы; когда он ехал в другой
город, его снабжали рекомендательными письмами. Здесь создавались
репутации и устраивались карьеры. Например, из этих салонов пошла
слава молодых Гейне и Берне. Уже в конце «эпохи салонов» Берне писал:
«Удивительно,
что здесь действительно только евреи или крещеные евреи держат
открытые дома, а христиане — нет. Богатых христиан мало, а чиновники
для этого не имеют денег».
Успех
этой деятельности сказался прежде всего не в завоевании евреями
политических прав, а в быстром росте их влияния на культурную жизнь
и идеологию общества. Немецкие школы и университеты стали открывать
свои двери евреям. Появилась и еврейская (написанная для еврейского
читателя) литература на немецком языке. Влияние евреев в образованном
немецком обществе характеризует, например, то, что в 1788 году при
исполнении «Венецианского купца» знаменитый тогда актёр Алек начал
с пролога, в котором заверял публику, что актёры отнюдь не хотят
давать пищу старым предрассудкам. Фихте писал и 1793 году:
«Я
знаю, что во многих ученых обществах считается возможным нападать
и на нравственность, и на религию — только не на еврейскую нацию».
Действительно,
отрицательные высказывания в адрес евреев стали уже и не безопасны.
Так в 1803 году Вильгельм Гратенауер опубликовал брошюру «Против
евреев. Слово предостережения всем нашим христианским согражданам»,
в которой высказывался против предоставления евреям равноправия.
Конечно, появилось несколько возражений. Государственный канцлер
пишет премьер-министру, что, по его мнению, брошюру Гратенауера
не следовало публиковать. И вот в сентябре 1803 года появляется
указ короля Фридриха Вильгельма III, запрещающий обсуждать еврейский
вопрос в печати. Тем самым, Гратенауер лишается возможности ответить
на нападки, которым он подвергся. Все его просьбы разрешить ему
опубликовать ответ остаются безрезультатными. Премьер пишет канцлеру,
что, по его мнению, статья Гратенауера была отвратительной. В 1804
году его увольняют из суда, где он служил. С большой семьей Гратенауер
остаётся без всяких средств к существованию, и одновременно все
его кредиторы предъявляют ему иск. В заключение его избили на улице...
Дело
с предоставлением евреям политического равноправия двигалось медленнее.
В Англии в 1753 году парламент принял закон, разрешающий евреям
(т.е. лицам иудейского вероисповедания) натурализоваться в Англии
и приобретать английское гражданство. Однако, это решение вызвало
столь многочисленные и бурные протесты, что правительство, опасаясь
исхода предстоящих выборов, провело через парламент новый билль,
отменяющий только что принятый. Французская революция с её принципами
равенства и братства, естественно, породила у евреев надежды на
приобретение равноправия. В основных провинциях Франции число евреев
было очень не велико — около 10 тысяч, но в примыкающих к Германии
Эльзасе
и Лотарингии их проживало около 40 тысяч. Обращенная в Национальное
Собрание просьба евреев о предоставлении им равноправия натолкнулась
на сопротивление депутатов от Эльзаса и Лотарингии, наказы которых
требовали от них бороться против этой меры. Обсуждения возобновлялись
несколько раз и были очень бурными. Статья «Еврейской Энциклопедии»
сообщает об особых наказах от городов Эльзаса и Лотарингии. Так,
наказ от граждан Метца содержал жалобы на «вред, происходящий от
евреев»; Страсбург требовал особых правил для еврейской торговли;
Гаген — законов против еврейских ростовщиков; Нанси, Номени, Диез
и Миркур — ограничения числа евреев в области и т.д. В 1789 г. решение
о предоставлении равноправия не прошло одним голосом. В прениях
аббат Мори говорил: «Евреи — люди и, следовательно, наши братья.
Пусть же им покровительствуют, как людям вообще, но не как французам».
Вопрос опять дебатировался в 1790 г., и предоставление равноправия
опять было отклонено. Предоставление равноправия поддерживал клуб
якобинцев и Коммуна. Оно было провозглашено декретом от 27 сентября
1791 г., хотя одновременно был принят и декрете пересмотре долгов
еврейским ростовщикам. Тоже положение сохранилось и в Конституции
эпохи консульства и в начале Империи. Во время революционных и наполеоновских
войн эмансипация распространялась и на другие завоеванные Францией
или находящиеся под её влиянием территории. Так, она охватила всю
Германию, закон об эмансипации евреев в Пруссии, в частности, был
принят в 1812 году. Идею предоставления евреям полного равноправия
поддерживал влиятельный канцлер Гарденберг.
Такие
бурные изменения, как всегда, вызвали и реакцию — как идейную, так
и политическую. Например, Фихте писал в 1793 году: «Почти все страны
Европы охватывает мощное, враждебно-настроенное государство, находящееся
в состоянии войны со всеми остальными государствами, и в некоторых
из них чудовищно угнетающее граждан... Это государство основано
на ненависти ко всему человеческому роду». Такой идеологической
реакции на эмансипацию параллельна позиция практического и прагматического
деятеля Наполеона. В 1806 году он созвал заседание Государственного
Совета для обсуждения вопроса о положении евреев во Франции. Поводом
были Жалобы на то, что в Эльзасе еврейские ростовщики и спекулянты
оказались хозяевами почти всех земель и скота (даже Гретц допускает,
что «некоторые еврейские ростовщики, возможно, проявили большую
жесткость»). Наполеон сказал:
«Французское
правительство не может быть равнодушным к тому, что нация, способная
на любые низости, стала безраздельно господствовать над двумя
прекрасными департаментами Эльзаса... Целые деревни обращены
евреями в свою собственность, они заменили феодалов... Они рискуют
однажды быть перебитыми возмущенным населением Эльзаса, как
это уже столь часто случалось, и почти всегда по их вине.
Опасно
оставлять ключи к Франции: Эльзас и Страсбурге руках нации шпионов,
нисколько не привязанной к этой стране.
Это
нация внутри нации... Евреи не относятся к той же категории,
что протестанты и католики. Они должны быть подчинены политическому
праву, а не гражданскому праву, так как они не граждане».
В
результате права евреев во Франции были ограничены законом от 30
мая 1806 года. Евреи, нежившие в департаменте Верхнего и Нижнего
Рейна, не могли в них селиться. В других департаментах они могли
селиться, только если приобретали землю и занимались земледелием.
Они лишались права выставлять заместителей по рекрутскому набору.
Статья 18 говорила:
«Настоящий
декрет имеет силу в течение 10 лет, так как мы надеемся, что
по истечении этого срока не будет разницы между евреями и другими
гражданами. Если же наша надежда нас обманет, то срок действия
декрета будет продлен настолько, насколько мы найдем нужным».
Поражение
Наполеона привело к тому, что права, предоставленные евреям в других
странах, были взяты назад почти повсюду. Но это была попытка бороться
с общей тенденцией истории. С каждой революцией (1830, 1848 г.г.)
права евреев увеличивались — и это было связано с тем, что евреи
революции энергично поддерживали. В Англии равноправие было предоставлено
в 1825 г., тогда же в Португалии, в Бельгии — в 1830 г., в Канаде-1832
г. В Германии революционный франкфуртский парламент принял закон
об эмансипации в 1848г. (он был распространен в том же году на Кассау
и Гановер, в 1861 г. — на Вюртемберг, 1862 г. — на Баден, 1868 г.
— Саксонию, и с образованием 11870 г. Германской империи — на всю
неё). В Дании равноправие было дано евреям в 1849 г., Норвегии —
1851 г., Швеции и Швейцарии — 1865 г., Испании — 1858 г., Австро-Венгрии
— 1867 г., Италии — 1870 г., Болгарии — 1878 г., Турции — 1908 г.,
России — в феврале 1917 г.
Еврейская
эмансипация является поразительным историческим явлением. В исторически
очень короткий срок (1 век) большой слой европейского еврейства
отказался от своего образа жизни, как бы специально созданного,
чтобы отгородить его от других народов, и принял образ жизни окружающего
европейского населения. Создается впечатление, что история сжимала
пружину отчуждения вокруг еврейства, чтобы тем сильнее дать ей распрямиться.
Это был переломный момент в истории взаимоотношений евреев с другими
народами. Может ли такой внезапный переворот быть полностью объяснен
ростом экономического влияния и более тесными экономическими связями,
на которые мы указывали в начале параграфа? Вряд ли! Богатым, а
особенно богатейшим евреям эмансипация не очень-то была нужна. Например,
основатель банкирского дома Ротшильдов, Амшель Ротшильд, был принят
при дворе в Вене, при этом подчеркивая свою верность всем ортодоксальным
ритуалам — и это вызывало некоторое любопытство, но и уважение.
От эмансипации выиграли скорее бедные евреи типа Мендельсона.
Очень
скрупулезный исследователь духовной жизни еврейства Гершом Шолем
положил начало изучению другого, религиозного и духовного, аспекта
этого движения. Он связан с одним религиозным движением того времени,
с так называемым саббатианством. В1665 г. еврей из Малой Азии Саббатай
Цви объявил себя Мессией и имел довольно большой успех, вызвал значительное
движение, причем не только в Оттоманской империи, но и в Европе.
Многие евреи в Амстердаме и Гамбурге продавали свое имущество, чтобы
отправиться на Восток и примкнуть к новому Мессии. Были распространены
различные ожидания, связанные с 1666 г. Но существовало течение,
которое, основываясь на книге Зогар предсказывало появление Мессии
в 1648 г. — время успеха Саббатая Цви. Это было время всеобщих религиозных
исканий в Германии, только что кончилась 30-летняя война, в Англии
начиналась революция, в России назревал раскол. Мистические течения
разных стран и народов влияли друг на друга. Секретарь Лондонского
Королевского Общества Ольденбург писал Спинозе: «Здесь все говорят
о возможности возвращения евреев на свою родину... Если эти надежды
сбудутся, то это произведет переворот». На волне этого возбуждения
Саббатай Цви направился в Турцию, чтобы обратить в свою веру султана.
Но там он был схвачен турецкими властями, посажен в тюрьму, в результате
отрекся от своих притязаний и даже перешел в ислам, приняв имя Мухамед
Эфенди. Новое направление всему течению дал известный тогда молодой
талмудист Натан из Газы. Он выдвинул мистическую концепцию, согласно
которой Мессия, прежде окончательного торжества, должен совершить
труднейший из своих подвигов: сойти в царство Зла и Нечистоты, чтобы
извлечь пленённые там божественные «искры». Этот подвиги совершил,
по его мнению, Саббатай Цви, не только не опровергнув этим, но именно
подтвердив свое избранничество. Более радикальные выводы из этого
учения заключались в том, что все евреи должны стать марранами (марраны
— испанские евреи, внешне принявшие христианство, но тайно продолжавшие
следовать иудаистическому Закону). Все должны спуститься в бездну
Зла, чтобы преодолеть его изнутри. Последователем этого учения был
еврей из Салоник Яков Франк, переселившийся в часть Польши, принадлежавшую
Австрийской империи, основатель секты «франкистов». (Франками назывались
в Турции евреи из Салоник, так что его имя собственно означает «Яков
из франков».) Следуя примеру Цви, Франк принял католицизм вместе
с большой группой последователей, которые все получили польское
дворянство высокого ранга. Он учил, что теперь отменяется старая
Тора, грех может быть свят, приобретает новый смысл высказывание
Мишны, что Бога надо почитать и «дурными страстями». Каждый должен
взять на себя грех марранства, сердце и уста не должны говорить
одно и то же. Франк учил: как праотец Иаков обманул своего отца,
надев звериную шкуру, так и мы должны надеть одежду христианина,
чтобы быть успешнее в нашем обмане. То, что в учении саббатиан называется
«бездной Зла и Нечистоты», вполне соответствует представлению ортодоксального
еврейства об окружающем мире и населяющих его народах. Тогда «погружение
в Бездну» представляется мистическим аналогом эмансипации, ее духовным
предвидением. Или наоборот, эмансипация — практической реализацией
мистического видения.
Близкую
мысль высказывает Гершом Шолем. Он считает, что саббатианство сыграло
большую роль в подготовке реформы иудейства и приобщения его к идеям
просвещения в XIX в. Шолем пишет: «Теперь (конец ХХI и ХIХ в.) стремление
к революционизированию не должно было искать выхода в практике «святого
греха», но могло найти выход в перестройке жизни».
Сам
Франк известен только как пророк или идеолог. Приняв католичество,
он продолжал проповедовать свое учение, имел последователей, тайно
следовавших его доктрине, но принадлежавших и к ортодоксальному
иудаизму. Его учение было смесью иудейской мистики с нигилизмом:
предсказаниями и призывами к уничтожению, нисхождению в бездну так,
чтобы ниже уже нельзя было опускаться. Он учил, что пути вверх и
вниз сходятся, святое и грешное не различаются (в частности, это
выражалось в нарушении сексуальных норм). Хотя сам Франк периодически
посещал мессу, его учения всплыли наружу, и он был приговорен к
заключению в крепость в Ченстохове. Оттуда его освободила война,
и после очередного раздела Польши он переселился в местечко Офенбах
в Австрии. Он умер в 1788 г. и еще перед смертью говорил: «Я пришел,
чтобы освободить мир от всех законов и заповедей. Все должно быть
разрушено, чтобы бог явился». Уже поколение младших последователей
Франка принимало участие в движении эмансипации. Это, как говорят
исследователи, является сильным затруднением при исследовании всего
течения. Именно желая быть настоящими «просвещенными» (в принятом
тогда смысле этого слова) европейцами, они не только стремились
всячески скрыть свои франкистские истоки, но и даже уничтожили ряд
франкистских документов, стыдясь их мистического радикализма.
Шолем
детально восстановил биографию одного такого выходца из франкистской
среды Мозеса Добрушка. Он родился в 1753 г. от родителей, связанных
с франкистской средой (или даже прямо принадлежавших к секте). Он,
во всяком случае, приходился родственником Франку. В 1775 г. он
крестился вместе с несколькими братьями и сестрами (может быть,
под влиянием франкистских идей). При этом он принял имя Франца Томаса
Шенфельда (а его жена Элька — Вильгельмины). Крещение, видимо, не
нарушило его тесных связей с франкистами. Он играл видную роль в
поставках в австрийскую армию, что говорит о его значительном состоянии.
Состоятелен был и его отец, вместе с Франком, Поппером и Хенигсбергером
имевший монополию на всю табачную торговлю в Австрии. На период
после крещения приходится активная деятельность Шенфельда-Добрушки
в распространенном тогда масонском ордене «Азиатских братьев». Видимо,
благодаря ему был открыт доступ евреям в этот орден (в то время
как раньше германское масонство было за крыто для евреев). В те
времена участие в масонских ложах было очень существенным этапом
при вхождении в «просвещенную» европейскую среду. Другим активным
деятелем того же ордена был Гиршфельд. С другой стороны, под их
влиянием орден воспринял такие иудаистские элементы символики, как
шестиконечная звезда и семисвечник.
Тут
наступает некоторый оставшийся загадочным эпизод. В 1788 г. умирает
Франк. В кругах его сторонников распространяется слух, что его наследником
будет Добрушка. Неясно, то ли ему это положение предлагали, но он
отказался, то ли он его добивался и не получил. В любом случае его
судьба радикально меняется: он уезжает во Францию и принимает опять
новое имя — Юниуса Фрея. Там он отдается революционным идеям (но
и спекуляциям). Он держит дом на широкую ногу, его сестра выходит
за муж за ближайшего соратника Дантона — Шабо. Но когда кружок Дантона
был разгромлен, с ними погиб и Добрушка. Он был гильотинирован в
1794 г. Во избежание недоразумений следует заметить, что это был
единственный еврей, про которого известно, что он играл активную
роль во Французской революции. Но символическую тонкую нить можно
проследить: классический иудаизм — саббатианство — идеология европейского
Просвещения — Французская революция.
ЛИТЕРАТУРА:
Roth
С. The Jews in the Renaissence. N.-J., 1959.
Sombart
W. Цит. в Гл. 6.
Graetz
H. Geschichte der Juden. Bd. II.
Berne
L. Briefe. 1927.
Bartels
A. Lessing und die Juden. Leipzig, 1922.
Bartels
A. Geschichte der deutschen Literatur. Bd. II. Leipzig., 1905.
Fichte
Johann Gottlib. Beitrag zur Berichtung der Urteile des Publikums
uber Franzosische Revolution. Leipzig, 1922.
Perry
Thomas W. Public Opinion, Propaganda and Politics in Eigteenth-Century
England. Cambridge, Mass, 1966.
Scholem
Gerschom. Die jbdische Mystik in ihrer Hauptstru.mungen. Zurich,
1957.
Gerschom
Scholem. Du Frankisme au Jacobinisme. Paris, 1981.
Mandel
Arthur. Le Messie Militant. Milano, 1989.
Америка
// Еврейская Энциклопедия. СПб., 1911. Т. II.
Антисемитизм
// Еврейская Энциклопедия. СПб., 1911. Т. II.
Масонство
// Еврейская Энциклопедия. СПб., 1911. Т. X.
Саббатай
Цеви и саббатианское движение // Еврейская Энциклопедия. СПб.,
1911. Т. XIII.
Пруссия
// Еврейская Энциклопедия. СПб., 1911. Т. XIII.
ГЛАВА
8
Золотой век ассимиляции
(От
Наполеоновских войн до I мировой войны)
ХIХ
век (а точнее, период, указанный в заголовке этой главы) является
периодом массового вхождения западноевропейского еврейства (а к
концу века — восточно-европейского) в европейскую культуру. Это
эпоха усвоения подавляющим большинством еврейства европейского образа
жизни, в основном, ещё ничем не омраченного вхождения евреев и всё
растущего их влияния почти во всех сферах деятельности европейского
общества. Казалось, что изолированности еврейства в европейском
обществе приходит конец, хотя предвестники заложенных в этом процессе
трудностей появились тогда же.
Можно
всё же выделить несколько областей, в которых еврейское влияние
становится особенно заметно и эффективно. Особенно важно, что к
традиционной сфере приложения еврейских сил — финансам — присоединяются
новые: искусство (особенно литература) и пресса. Благодаря этому
еврейское влияние перестаёт быть внешним, центр тяжести переносится
на идеологию, точкой приложения этого влияния становится не столько
материальная, сколько духовная жизнь европейских народов.
О
большом количественном участии евреев в западноевропейском искусстве
можно судить по знаменитым, всем известным именам. Таким, например,
как композиторы Мейербер, Мендельсон, Малер. В более лёгком и доходчивом
стиле по всей Европе гремел Оффенбах (а либретто его опереток писал
Галеви). Мировой славой пользовались великие актрисы Сара Бернар
и Рашель. Но, пожалуй, наиболее сильным было влияние евреев в литературе,
и наиболее ярким эпизодом — их участие в течении немецкой литературы,
сложившемся в 20-е годы и получившем название «Молодой Германии».
Историк немецкой литературы Бартельс говорите нём:
«“Молодая
Германия” — это по существу берлинско-еврейский продукт, возникший
в салоне Рахель Левин».
Самыми
известными деятелями этого течения были Генрих Гейне и Людвиг Берне
(Лёб Барух).
В
Гейне особенно ярко проявились те противоречия, с которыми приходилось
сталкиваться европейским писателям-евреям. С одной стороны, был
вынужден творить и добиваться успеха в немецкое национальном искусстве,
как немецкий поэт, пишущий на немецком языке. Его яркий талант мог
проявиться только в этой форме, а талантливость его несомненна —
недаром его переводили и Лермонтов и Тютчев. Но, с другой стороны,
он был продуктом еврейского духовного мира, и еврейские традиции
не только мешал и ему стать выразителем немецкого мироощущения,
но и отталкивали от него. Не обладая непосредственными чувствами,
открывающими красоту немецкой природы, языка и культуры, он вынужден
был воспринимать их через других. Так, он писал своему другу Мозеру:
«Я
могу передавать только восприятие прекрасного другими людьми».
Благодаря
этому его стихи лишались непосредственности, были часто подражательными.
Даже знаменитая «Лорелея» по фабуле, образам, ритму почти точная
копия стихотворения Брентано. Те же причины приводили к тому, что
в стихах Гейне такое место занимает высмеивание, переходящее в ругань,
часто мало чистоплотную, — элемент, совершенно чуждый поэзии. Его
поэмы «Аттатроль», «Германия. Зимняя Сказка» и др. — лишь зарифмованные
фельетоны. Этот фельетонный стиль он первый внёс в поэзию.
Гейне
были присущи очень сильные еврейские национальные чувства, а в то
же время он мог реализовать свой яркий талант только как немецкий
национальный поэт. Это порождало в его душе раздвоенность и конфликт.
Всё это накладывалось на страстный и раздражительный темперамент
и было источником чувства ненависти, всё более подчинявшего себе
поэта.
Два
предмета ненависти всю жизнь мучили Гейне: немцы и христианство.
Он упражнялся, придумывая для немцев клички пообиднее, которые приставали
бы, как плевок, вроде «народ-лакей» или «народ-пудель» (Bedientenvolk,
Pudelvolk). Он писал, например:
«Геттингенские
жители разделяются на студентов, профессоров, филистеров и скотов.
Все они не многим отличаются друг от друга».
Ведь
это лишь другой способ сказать, что немцы — скоты. По-существу —
что в этом остроумного? Одно из его последних произведений, поэма
«Германия. Зимняя Сказка» — кончается тем, что богиня города Гамбурга
предлагает ему открыть будущее Германии, но вместо кофейной чашки
гадает на ночном горшке. Не в силах выдержать этот «запах немецкого
будущего», Гейне бежит. Не раз он высказывает мысль, что все его
несчастья произошли из-за того, что борьбаГермании за освобождение
от Наполеона увенчивается успехом. Ватерлоо — вообще всемирно-историческая
катастрофа: «куда лучше, если бы поколотили нас». В письме к своему
другу Сете он говорит:
«Всё
немецкое мне противно, а ты, к сожалению, немец. Всё немецкое
действует на меня как рвотное. Моим ушам отвратителен немецкий
язык. Мои стихи противны мне, потому что они написаны по-немецки.
Даже писание этого письма мне тяжело, ибо написание немецких
букв болезненно действует на мои нервы».
Гейне
крестился, как он говорит, «чтобы получить входной билет в европейскую
культуру», и это сделало его положение ещё более двусмысленным.
Он писал своему другу Мозеру:
«Уверяю
тебя, если бы закон не преследовал кражу серебряных ложек, я
бы не крестился».
В
дневнике он записал стихи:
«И
ты приполз к кресту, который ты презирал, который ещё несколько
недель назад надеялся втоптать в грязь».
Его
первая же трагедия «Альманзор» была, по его собственным словам,
неудачной, так как уж слишком проникнута ненавистью к христианам.
Первая попытка её поставить кончилась скандалом. В письме Мозеру
он говорит:
«Меня
одновременно преследуют христиане и евреи. Последние зато, что
я не отстаиваю их равноправие в Бадене, Нассау и других дырах.
О, близорукие! Лишь у ворот Рима можно защищать Карфаген».
Кто
же этот «Рим», от которого он хочет спасти «Карфаген»? Историк Трейчке
приводит слова Гейне:
«Есть
такие разновидности идей-насекомых, которые долго смердят, если
их раздавить. Таково христианство. Этот духовный клоп был раздавлен
1800 лет назад (распятие Христа?!), а до сих пор отравляет нам,
бедным евреям, воздух».
Национально-еврейские
чувства так часто прорывались в течение всей его жизни, что несомненно,
некоторые презрительные выпады против еврейства (обязательно уравновешивавшиеся
такими же выпадами против христианства, вроде: «Раввин и капуцин
одинаково воняют») не были искренними. Он писал, например:
«О
Моисей, рабби Мойше, великий борец с рабством, дай мне гвозди
и молоток, чтобы я смог прибить уши наших уютных рабов в чёрно-красно-золотой
ливрее к Бранденбургским воротам».
Или
уверял, что если бы на свете остался только один еврей, то каждый
должен был бы почесть за счастье ехать 100 часов, чтобы только пожать
ему руку. Он пишет другу:
«Любовь
к строгому и последовательному раввинистическому духу уже много
лет таится во мне».
Незадолго
до смерти Гейне сказал: «Я вернулся к Иегове». «Краткая Еврейская
Энциклопедия» так характеризует Гейне:
«Его
произведения меньше всего представляют собой воплощение немецкого
национального характера или духа».
Против
этого трудно что-либо возразить, но мы сталкиваемся с загадкой,
столь часто потом встречающейся, что сейчас уже и не кажется загадочной:
как, какими методами и силами удалось выдать чёрное за белое? Убедить
немцев, да и всё человечество, что Гейне, враг всего того, что (правильно
или неправильно) было дорого немецкому национальному сознанию, по
его собственным словам, ненавидевший всё немецкое, — был величайшим,
да ещё именно немецким поэтом?
Берне
сейчас почти забыт, но тогда его имя произносилось наравне с именем
Гейне (и оба были смертельными врагами, раздражённо понося друг
друга, вытаскивая на всеобщее обозрение неприглядные подробности
личной жизни соперника). Лишь с несколько иными оттенками, Берне
мучили те же проблемы, что и Гейне. Один из представителей «Молодой
Германии» ВольфгангМенцель
писал о нём:
«Для
него оправдано всё, что действенно как разлагающий Германию
элемент. Он не говорит нам, что же он хочет основать, когда
он всё разрушит. Он думает, что об этом позаботятся французы.
Нужно лишь сломать эту стену, сделать немцам всё немецкое ненавистным,
презренным, смешным, всё французское желанным и помочь чем только
возможно тому, чтобы французы стали господами Германии, сначала
путём братания, потом — вторжения».
И
действительно, Берне, например, всю жизнь ненавидел Гете. Он писал:
«С
тех пор как я себя помню, я ненавижу Гёте».
Он
цитирует одно письмо, якобы полученное им:
«Этот
Гёте — раковая опухоль на германском теле, а что всего хуже,
все считают болезнь за высшее здоровье».
Берне
комментирует:
«Как
это всё справедливо! (...) Гёте — король своего народа: свергнув
его, легко справиться с народом».
С
другой стороны, он делится своими мыслями:
«Дурные
евреи не хуже дурных христиан (...). Они даже имеют то преимущество,
что умнее их (...).У них есть кровь или нет её, но у них нет
водянистого сока улиток. Одним словом, они не филистеры. О,
горе филистерам...»
В
одном письме Берне рассказываете юношеском переживании, по-видимому,
сильно повлиявшем на его жизнь. Во время оккупации Германии французами,
он должен был куда-то ехать из родного Франкфурта и для этого получить
паспорт. Французский офицер, взглянув на него, написал «еврей из
Франкфурта».
«Кровь
моя остановилась (...). Тогда я поклялся в сердце своём. Погодите!
Когда-нибудь я вам пропишу паспорт, и вам, и всем прочим! И
не правда ли, не правда ли, я свою клятву выполнил?»
В
другом месте он пишет:
«Ничего
не забыть, ничего не простить, никакого примирения, кладущего
границу ненависти! Все наши мысли — с останками наших отцов.
Лишь в будущем будем мы жить, лишь за будущее — умирать».
Поучительна
оценка, которую Гретц дает в своей «Истории евреев» деятельности
Гейне и Берне. Он сравнивает их с царями, пригоршнями бросающими
золотые монеты — это их идеи.
«Они
создали немцам элегантный язык, ясномудрый отточенный язык и
открыли им храм свободы».
И
это после Гёте, Шиллера и романтиков! Но ещё своеобразнее характеризует
он направление их деятельности:
«Правда,
оба они внешне порвали с иудейством (крестились — И.Ш.), но
лишь как бойцы, схватившие вооружение и знамя врага, чтобы его
вернее поразить и уничтожить».
Кто
же был этот враг: немецкий народ или христианство? Эпоха «Молодой
Германии» породила самые знаменитые имена среди европейских писателей-евреев
за весь XIX век. Но само еврейское влияние в литературе в последующие
десятилетия не только не ослабло, но расширилось и углубилось. Бартельс,
«Историю немецкой литературы» которого мы уже цитировали, относит
за счёт еврейского влияния создание «литературной индустрии», озабоченной
лишь финансовым успехом и размерами тиражей, спекулирующей на низком
вкусе широких кругов «высшей и средней черни»:
«Эту
индустрию, тут не может быть сомнения, нам принесло современное
еврейство, подчинившее себе немецкий театр и, в значительной
степени, также прессу и создавшее в литературе мощную партию,
с которой борьба просто невозможна».
Еврейское
влияние в прессе возникло в эту же эпоху и позже оказывало (да и
до сих пор оказывает) сильное влияние на жизнь. Уже после Мировой
войны об этом писал (под псевдонимом Мейстер) экономический советник
консервативной партии Германии Пауль Банг. Это влияние ярко обнаруживается
уже в эпоху наполеоновских войн, когда в побежденной Германии появилась
целая группа еврейских журналистов и издателей. Типичным примером
может служить газета «Телеграф», которую в 1805 году издавал Ланге
(Дэвидсон) — некогда близкий друг Лессинга. Позже он издавал «Немецкий
Герольд» и «Новый Телеграф». В этих газетах высмеивались немецкие
генералы и государственные деятели, даже королевский двор, включая
королеву. Газеты эти отличались столь последовательной профранцузской
ориентацией, что «Телеграф» считался почти французским официозом.
Другая
группа немецко-еврейских журналистов во главе с Саулом Ашером и
Эдуардом Итцигом была известна борьбой, которую они вели против
немецких писателей-романтиков: Арнима, Брентано, Клейста. Их клеймили
как реакционеров, мракобесов, лиц, неблагонадёжных с точки зрения
французских властей. Был даже пущен слух, что Клейст-душевнобольной.
С каким раздражением говорит Гретц, описывая много лет спустя ту
эпоху, об этих ...(термин, вероятно, соответствующий «русопятам»
в применении к русским) Арниме, Брентано, Фуке! Видно, как его возмущает,
что они с симпатией относятся к немецкому средневековью, христианству,
церкви.
Вот
как возникла одна из влиятельнейших немецких газет «Франкфуртер
Цейтунг» (Франкфуртская газета). В 50-е г.г. банкир Розенталь начал
издавать во Франкфурте «Деловое Обозрение». Вскоре другой банкир
Леопольд (Лёб) Зоннеман превратил его во «Франкфуртскую деловую
газету». С1866 г. она стала называться «Франкфуртской газетой».
Столь же влиятельная берлинская газета «Берлинер Тагеблатт» была
основана в 1871 г. Рубеном Мозес. Орган демократической партии «Берлинер
Цейтунг» основал в 1877 г. Ульштейн — еврейский предприниматель,
разбогатевший на торговле и впоследствии создавший концерн «Ульштейн-прессе»,
которому принадлежал и десятки газет-политических, рекламных, развлекательных.
До
сих пор мы говорили в основном о Германии. Но и основатель агентства
«Рейтер», которое у всех нас ассоциируется с Британией, родился
в Германии, имел фамилию Иосафат и крестился уже взрослым. Одну
из наиболее влиятельных газет Англии — «Дейли Телеграф» — в 1855
г. купил Иосиф Мозес Леви. Далее газетой владел его сын уже под
фамилией Лоусон, а потом уже как барон Бернхам — до 1928 г. «Дейли
Экспресс» с 1904 г. издавал Р.Д. Блюменфельд. В Италии до 1912 г.
редактором главного органа социалистической партии «Аванти» был
еврей Тревес (в результате ожесточённой внутрипартийной борьбы в
1912-1914 г.г. это место захватил Муссолини, но в 1914 г. Тревес
опять его выжил). В США пресса ещё больше, чем в Европе, находилась
под еврейским влиянием. Например, одним из ведущих газетных боссов,
создателем «жёлтой прессы» был Пулитцер, венгерский еврей, приехавший
в Америку, не зная ни слова по-английски. (Теперь же его именем
названа одна из наиболее престижных литературных премий). Адольф
Охс владел газетой «Нью-Йорк Таймс» с 1896 г., «Филадельфия Таймс»
— с 1901 г.
Весь
мир испытал влияние таких идеологов, как Маркси Фрейд. Множество
евреев стало известно в науке, например, физик Герц, экспериментально
доказавший существование электромагнитных волн, ряд математиков
— Якоби, Кантор, Кронекер и т.д.
Параллельно
идеологическому непрерывно росло и экономическое влияние еврейства.
Зомбарт приводит следующие цифры, относящиеся к Германии. В 1870-е
годы в эпоху создания большого числа акционерных компаний из 25
самых больших кампаний 16 был и еврейскими. В отдельных кампаниях
среди учредителей от 1/ 3 до 1/4
составляли евреи. В 1911 г. среди директоров наиболее крупных компаний
евреи составляли 1/8, среди членов наблюдательных
советов — 1/3. В населении же страны они составляли
менее 1 %. По данным о доходах, вычисленным на основании взимаемых
налогов, доходы евреев примерно в 3-4 раза превосходили доходы христиан.
Не
удивительно, что в области, где влияние евреев было особенно велико,
— финансах — оно ещё усилилось. Так, центральный Немецкий банк —
Райхсбанк — был частным предприятием, находящимся лишь под наблюдением
Министерства финансов. Он был основан в 1873 г. 15-ю лицами, из
которых 11 были евреями, а именно: Беренд, Мейер, Блейхредер, Гельпке,
Мендельсон, Оппейнгейм, Плаут, Ротшильд, Штерн, Варшавер и Цвихер.
Конечно,
все эти процессы были связаны с резким увеличением числа евреев
в образованных слоях общества. Тот же Зомбарт сообщает, что, например,
из христиан на каждые 10.000 человек населения высшие классы гимназии
посещает 61 ученик, из евреев — 385 (по Пруссии). Он пишет:
«Этим
цифрам соответствует и их реальное участие в нашей духовной
и культурной жизни. Нечего и говорить, что наш художественный,
литературный, музыкальный рынок, наш театр, если ещё не полностью
в их руках, то находится под их существенным, можно смело сказать,
решающим влиянием».
Громадный
вес евреев в культуре, прессе, экономике, конечно, отражался на
их общем положении и их влиянии на другие стороны жизни. Знаком
этого было, например, торжественное празднование в 1905 году 250-летия
поселения евреев в США. Президент Теодор Рузвельт обратился к комитету
по празднованию с письмом, в котором он говорил:
«Я
считаю, что можно с уверенностью сказать: очень немногие нации
в нашей стране, а может быть, и ни одна другая — прямо или косвенно
оказали столь сильное влияние на формирование американского
образа жизни».
Вейцманн
вспоминает, что перед I мировой войной в итальянском кабинете министров
было четыре еврея: Лузатти (премьер), Оттолонги, Соннино и Титани.
Кроме того, еврей был мэром Рима. Другой, не внешне торжественный,
а обычно скрытый аспект этого влияния можно обнаружить, например,
в мемуарах крупного немецкого дипломата эпохи перед I мировой войной
фон Эккардштета. Он рассказывает, как, будучи немецким послом в
Англии, сблизился с главой дома Ротшильдов — бароном Альфредом Ротшильдом.
Последний был очень враждебно настроен против «московитов» из-за
«варварского обращения русских властей с евреями».
«Если
речь шла о том, чтобы помешать тайным интригам русской дипломатии,
то Альфред Ротшильд, с его большим влиянием, всегда был к услугам».
В
частности, по словам автора, Япония очень колебалась перед вступлением
в войну с Россией из-за своей финансовой слабости.
Английское
правительство предпочитало сохранять нейтралитет и не покровительствовало
крупным займам для Японии. Тогда Эккардштет свёл японского посла
в Лондоне графа Хаяши с Ротшильдом. Последний заверил графа в своих
симпатиях делу Японии и в том, что японское правительство может
рассчитывать на поддержку дома Ротшильда. По мнению автора, это
сыграло решающую роль в решении Японии начать войну.
Влияние
евреев на политику США можно представить себе по эпизоду, о котором
мы вскользь упоминали в гл. I. В1910 г. в прессе США была поднята
яростная кампания против русского правительства, ограничивающего
въезд в Россию евреев — американских граждан. (Хотя в то же время
пресса писала о бедственном положении евреев в России, и не понятно
было, зачем же евреям туда стремиться.) В качестве ответной меры
требовали расторжения русско-американского торгового договора. В
начале 1911 г. президента Тафта посетила делегация влиятельных евреев
во главе с крупнейшим финансистом Яковом Шиффом, директором банка
Кун, Леб и С°. Президент сообщил делегации, что согласно данным
американского посла в России, русское правительство ограничивает
въезд евреев, так как большей частью речь идёт о недавно эмигрировавших
из России евреях, которые хотят теперь вернуться в качестве американских
граждан, чтобы не быть ограниченными чертой оседлости. По мнению
президента, каждая страна имеет право сама формулировать свою иммиграционную
политику. Возмущенный Шифф отказался на прощание пожать руку Тафту.
Уходя он воскликнул: «Итак, это война». Для победы в этой войне
потребовалось 10 месяцев. В конце 1911 г. обе палаты Конгресса предложили
президенту расторгнуть русско-американский договор, и он подчинился.
На следующий год организация еврейского масонства (или построенная
по масонскому типу) в США — орден Бнай Брит — вручила президенту
Тафту медаль «как человеку, сделавшему в прошедшем году больше всех
для блага евреев». Всё же в следующие выборы (1913 г.) Тафт не был
переизбран.
Ситуацию
в Англии характеризует долгий спор в связи с проблемой избрания
евреев в Парламент. Он тянулся с 1829 до 1858 г. и был связан с
тем, что евреи отказывались произносить присягу, содержащую слова
«по истинной христианской вере». В результате текст присяги был
изменен, чтобы быть приемлемым и для иудаистов, и барон Ротшильд
занял место в Парламенте.
И
непосредственно среди руководителей политики большинства европейских
государств роль евреев была значительна. Так, в Германии ряд руководителей
либерального движения, начавшегося с революции в 1848 г., были евреи.
Например, Габриэль Риссер участвовал в «Предпарламенте» и Учредительном
собрании, позже — в Эрфуртском парламенте. Людвиг Бамбергер был
одним из создателей либеральной партии, впоследствии они с Эдуардом
Ласкером создали прогрессивную партию. Генрих Фридберг много лет
был министрами Кайзера, Рудольф Фриденталь был одним из основателей
свободной консервативной партии Пруссии.
Громадное
влияние на политическую жизнь Англии оказал Д’Израэли, крещеный
отцом в молодости. Он был не раз премьер-министром и министром финансов.
Долгое время он стоял во главе консервативной партии и движения
«Молодая Англия». Под конец жизни королева пожаловала ему звание
лорда Биконсфильда. Премьером Италии был Лузатти. Во Франции многократно
министром был Кремье, в то же время крупный национальный еврейский
деятель — создатель Всеобщего Еврейского Союза. Будучи министром
внутренних дел, Кремье предоставил французское гражданство жившим
в Алжире евреям, в то время, как алжирские арабы его не получили.
Это стало существенным фактором в отчуждении Алжира от Франции,
которое в XX в. привело к кровопролитной войне и отделению Алжира.
Крупнейшие
европейские страны поддерживали предоставление равноправия евреям
в других государствах. Так, на Берлинском конгрессе 1878 г. Франция
и Германия поставили условием признания независимости Сербии, Болгарии
и Румынии принятие ею «свободы вероисповеданий». От имени Англии
Д’Израэли потребовал распространить этот принцип на все части Оттоманской
империи, «требующие помощи от великих держав». По контексту ясно,
что речь шла о правах именно евреев. Возражая, князь Горчаков говорил:
«В
Сербии, Румынии, как и в России, евреи представляют опасность
— они не похожи на парижских, лондонских, берлинских и венских
евреев, и уравнение их в правах вызовет вредные для страны последствия».
Требование
Франции и Германии было принято конгрессом.
Как
же сложились отношения между евреями и народами, среди которых они
жили в этот век, когда все пути в жизни оказались им открыты? Многие
высказывали надежду, что «еврейский вопрос» перестал существовать,
что ассимиляция евреев осуществлялась или же осуществится полностью
в ближайшее время.
Действительно,
росло число смешанных браков. Так, число еврейских смешанных браков
в Пруссии составляло в 1880 г. — 10 %, в 1890 г. — 13 %, в 1913
г. — 20 % от числа чисто еврейских. В книге о будущем евреев Зомбарт
сообщает, что в 1905-1906 г.г. они составляли 22 % от чисто еврейских
браков. Появилось так называемое «реформационное» течение в иудаизме,
определявшее принадлежность к еврейству как отношение к вероисповеданию,
а не нации. Они провозглашали, что евреи — это граждане «моисеева
вероисповедания» той или иной страны. На Франкфуртском съезде раввинов
этого направления было постановлено, что еврей имеет право жениться
на христианке, признающей единобожие. Многие евреи принимали христианство.
Например, в Вене в 1868 г. было 2 случая крещения евреев, в 1875
г. — 65, 1880 г. — 113, 1885г. — 255, 1904 г. — 617. В некоторых
областях Австро-Венгрии еврейский язык (идиш) был признан государственным
языком.
Но
можно было увидеть и признаки того, что положение не столь идиллично.
Так, известный немецкий историк Трейчке в своей «Истории Германии
в XIX столетии» посвятил целый раздел еврейскому влиянию после освобождения
Германии от Наполеона. Он говорит о «скороспелых еврейских талантах,
верховодивших в ежедневной прессе»:
«Они
гордо демонстрировали свою еврейскую обособленность и одновременно
претендовали на роль руководителей немецкого общественного мнения.
Разрушительное
и озлобляющее действие радикального еврейства было тем опаснее,
что немцы долгое время заблуждались по поводу духа этой новой
литературной силы. Они безоговорочно принимали за немецкое просвещение
то, что на самом деле было еврейской ненавистью к христианству
и еврейским космополитизмом».
По-видимому,
после революционных переворотов 1848 г., затронувших почти всю Европу,
впервые стали говорить о еврейском засилье в прессе. Так,
В. Эбелинг в своей книге «О литературе и истории» пишет о Венской
прессе:
«Бросалось
в глаза еврейское засилье. Из 80 литераторов, с которыми я встречался,
57 были «нашими». Но такова была политическая жизнь во всей
Европе в 1848 г».
В
Германии образовалось широкое движение под лозунгами борьбы с «еврейским
засильем» в прессе и финансах. Трейчке писал:
«Нынешняя
агитация правильно уловила настроение общества, считающего евреев
нашим национальным несчастьем».
Именно
это движение и называло себя «антисемитским»; видимо, тогда этот
термин впервые и возник. Движение было влиятельным, его активно
поддерживал даже придворный проповедник Штекер. Была создана «Антисемитская
лига», собравшая 250000 подписей под петицией Рейхстагу с требованием
определенных ограничений евреев. Рейхстаг, однако, это требование
не принял. Один из идеологов того времени В. Марр написал брошюру
«Победа еврейства над германством», где он утверждал, что мир уже
завоеван еврейством, причем побежденным даже запрещается об этом
говорить. Единственная еще непобежденная и борющаяся страна — Россия,
но соотношение сил таково, говорит он, что исход борьбы предрешен.
Против России будут брошены все силы, и из нее сделают архимедовскую
точку опоры, чтобы перевернуть мир.
В
Англии вплоть до начала XX в. возникали антиеврейские народные волнения.
Например, в 1911 г. они захватили весь Уэллс, где были разгромлены
многие еврейские предприятия и магазины.
Во
Франции в 1881-1882 г.г. выходили журналы «Антиеврей» и «Антисемит».
Прудон сказал по поводу революции 1848 г.: «Мы поменяли евреев».
В связи с «делом Дрейфуса» во Франции вспыхнула волна яростных антиеврейских
настроений. Офицер генерального штаба Дрейфус был осужден в 1894
г. по обвинению в передаче военных секретов Германии. Позже начались
протесты и обвинения, что дело было сфабриковано. Общественное мнение
раскололось. С одной стороны, раздавались обвинения в антипатриотизме,
желании унизить армию, с другой — в милитаризме, реакционности и
антисемитизме. Вопрос о виновности или невиновности Дрейфуса превратился
в вопрос партийной борьбы. В конце концов победили «дрейфусары»,
Дрейфус сначала был помилован, потом реабилитирован, награжден орденом
и получил чин майора. В результате сменился целый слой политической
верхушки. Этот переворот нельзя рассматривать в отрыве от предшествовавшего
ему «дела», тоже потрясшего Францию, — «Панамы». Акционерная компания
для строительства Панамского канала распродавала акции на громадные,
не обеспеченные суммы и за взятки добивалась правительственной поддержки.
Когда разразился скандал, выяснилось, что взятки брали министры,
депутаты парламента, большая часть прессы. Одним из инициаторов
разоблачения был журналист Дрюмон, издатель газеты «Свободное слово»,
в которой он также вел яростную антиеврейскую кампанию, и автор
книги «Еврейская Франция». И оказалось так, что главными руководителями
аферы были: барон Рейнах (родом из Гамбурга) и Эмиль Артон (Аарон),
помощником которого был Исаак Бланк. Выяснилось, что за 8 лет компания
вытянула из карманов обывателей более 1300 млн. франков, 1/2
млн. человек были разорены. Основные виновники ушли от наказания
(барон Рейнах загадочно скоропостижно скончался), но целый слой
скомпрометированных политических деятелей, казалось, вынуждены были
уйти из политики. Вот в результате победы в «Деле Дрейфуса» большинство
из них вернулось, наиболее известный из них Клемансо.
Но
и с еврейской стороны высказывались иногда взгляды, дышащие духом
Талмуда, зачёркивающие все достижения «века ассимиляции». В качестве
примера, по-видимому, из числа самых крайних, приведём статью сиониста
Клётцель, опубликованную незадолго до I мировой войны в журнале
«Янус». Там говорится:
«Антисемитизму,
ненависти к евреям, с еврейской стороны противостоит великая
ненависть ко всему нееврейскому: как мы, евреи, о каждом нееврее
знаем, что он где-нибудь в уголке души антисемит и должен им
быть, так каждый еврей в глубочайшей основе своего существа
ненавидит всё нееврейское».
Эта
великая «еврейская ненависть» один раз нашла в литературе воистину
гениальное отражение: Шейлок Шекспира. Сквозь все преувеличенное,
соответствующее характеру комедии, мы видим главное: перед нами
еврей и более того — ненавидящий еврей.
Конечно,
никогда, может быть, не существовало еврея, жаждавшего куска
мяса из груди Антонио. Наверняка, никакой еврей не одержим сейчас
нероновскими мыслями: «Всё бы нееврейское в одну шею — а нам
бы нож в руки». Наверняка, множество попыток «сближения», «ассимиляции»
столь же серьёзно воспринимались с нашей стороны, как и трагические
еврейские мысли — с другой стороны. Но несмотря на всё это,
ни для какого не-еврея слово «еврей» не звучит безопасно, как
и для каждого еврея слово «гой», что не является оскорблением,
но несомненным знаком разделения. Будем честны: нееврейство,
как бы высоко мы ни ценили отдельного неврея, какбы мы с ним
ни дружили, нееврейство, как безличную массу, как дух, как сферу
деятельности, культурное единство, каждый из нас ставит — кто
может здесь возразить? — ниже еврейства! Я думаю, можно доказать,
что в еврействе есть движение, являющееся зеркальным отражением
антисемитизма. Это я и называю «великой еврейской ненавистью».
Я
не уполномочен говорить от имени еврейства; возможно, на эти
темы я ещё ни словом не перекинулся ни с одним евреем; но это
умолчание часто юридического характера: на самом деле, ничто
во мне так не живо, как эта уверенность, что если существует
нечто, объединяющее евреев всего мира, так это вот эта великая,
возвышенная ненависть.
Я
думаю, я должен уточниться от того, чтобы указать научные основания,
например, исторические или психологические. Я ощущаю эту ненависть,
эту ненависть против чего-то безличного, неухатываемого, как
часть моей натуры, созревшую во мне, за развитие и рост которой
я должен считать ответственным какой-то закон природы. Ибо это
кажется мне ядром человеческого существа — осознать свою природу
и стоять за неё.
Нас
считают опасностью для Германии. Конечно, это так, это столь
же достоверно, как и то, что немецкий дух — опасность для еврейского.
Но можно ли от нас требовать, чтобы мы покончили самоубийством?
В истине, что сильное еврейство опасно для всего нееврейского,
никто не может сомневаться. Все попытки определённых еврейских
кругов доказать обратное столь же трусливы, сколь и комичны!
Но ещё более странно выглядит, когда не-евреи совершенно серьёзно
обращаются к нам с требованием отказаться от нашей естественной
ненависти и ожидают от нас сдержанности, скромности и смирения».
Это,
конечно, изолированное мнение. Но оно интересно как крайнее проявление
разочарования в пути ассимиляции. Гораздо шире то же умонастроение
проявилось в движении сионизма — стремления создать свое, еврейское
государство. Хотя идея возвращения в Палестину всегда бытовала в
иудаизме, новое, всемирное движение создал Теодор (Вениамин Зев)
Герцль. Он сам принадлежал как раз к типу ассимилированного еврея,
был венским журналистом. Но во время дебатов по поводу «дела Дрейфуса»
был парижским корреспондентом австрийской газеты «Нейе Фрейе Прессе»,
и увиденное им произвело переворот в его мировоззрении. В своей
программной книге «Еврейское государство» он доказывает, что евреям
никогда не удается стать органичной частью европейского общества
и единственный для них здоровый выход — создать собственное государство
и жить, как другие народы. Он пишет:
«Никто
не станет отрицать бедственное положение евреев. Во всех странах,
где они живут в значительном числе, их преследуют в большей
или меньшей степени. Народы, среди которых мы живем, все вместе
и каждый в отдельности — явные или скрытые антисемиты. После
кратких периодов терпимости вражда против нас каждый раз снова
просыпается.
С
одной стороны, идет наша пролетаризация и обращение в революционеров,
мы поставляем унтер-офицеров всех партий переворота, а с другой
стороны, сверху, растет наша колоссальная денежная сила. Пусть
нам дадут суверенитет над известным пространством земной поверхности,
достаточным для удовлетворения справедливых потребностей нашего
народа, обо всем остальном мы уже сами позаботимся».
Подходящим
местом для такого государства он считал Палестину, но как возможный
вариант рассматривал Аргентину или Уганду. Движение получило широкую
поддержку и стало всемирным. 1-й международный сионистский конгресс
собрался в 1897 г. в Базеле, 2-й — там же в 1898 г. До I мировой
войны уже состоялось 11 таких конгрессов. В 1897 г. была создана
Всемирная сионистская организация. Впрочем, уже с самого начала
наметились разные формулировки целей движения. Так, влиятельный
идеолог сионизма Ахад-Хаам (Гинцберг) писал:
«Неужели
мы столько выстрадали... только затем, чтобы в конце концов
основать крохотное государство? (...) Необходимо создать в Сионе
духовный центр, который объединил бы духовными узами рассеянный
народ. Для этого достаточно, если в Палестину переместится незначительная
часть еврейского народа, хотя бы только один его процент...
...еврейская
масса осуждена оставаться в рассеянии, и лишь избранные должны
создать в Палестине культурный центр, из которого будет исходить
свет ново-еврейского творчества».
Действительно,
реальная сторона сионистской программы оставалась очень неопределенной.
Если речь шла о помощи евреям, находящимся в наиболее тяжелом положении,
то эмиграция, например, в США давала гораздо более реалистичный
выход. Если же речь шла о том, чтобы собрать большую часть еврейского
народа в Палестине в духе «исполнения обетовании», то это была религиозная
программа, связанная с явлением Мессии. Да и трудно себе представить
(и до сих пор), как ее можно было бы реализовать. Палестина, безусловно,
не могла пропитать такое число людей — это видно сейчас. Правда,
в некоторых сионистских документах того времени говорилось о Палестине
и прилегающих странах (например, азиатской Турции). В любом случае
непонятно, как они могли бы жить, еврейские переселенцы, руководствуясь
принципами иудаизма. Например, долгое время колонии в Палестине
существовали на пожертвования барона Ротшильда — главы известного
банкирского дома. Но что он сам-то стал бы делать в государстве,
основанном на принципах иудаизма? Например, ввиду заповеди
«Не
отдавай в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего-либо
другого, что можно отдавать в рост».
(Второзак.
23.19).
Но,
какими бы политическими целями не руководствовались лидеры, для
десятков и сотен тысяч простых евреев участие в этом движении означало
признание, что с их точки зрения все грандиозное течение эмансипации
и ассимиляции, несмотря на его блистательные успехи, не удалось.
Течение сионизма, созданное Герцлем, вызвало громадный всплеск чувств
и мыслей в еврейской среде, но в рассматриваемый сейчас период имело
очень слабый практический отклик: к началу 1-й мировой войны переселенцев
в Палестине насчитывалось лишь несколько десятков тысяч. Но в ХIХ
в. восточно-европейское еврейство было охвачено несравненно более
мощным движением — эмиграцией в капиталистически более развитые
страны: Германию, Англию, но прежде всего — в Северную Америку.
80 % эмигрантов направлялось в Америку, большинство из них — из
России. За один этот век еврейское население Северной Америки выросло
с 3 тысяч до 2 миллионов. Так начала создаваться громадная сила,
впоследствии игравшая (и играющая до сих по) решающую роль в мире.
Переселявшиеся
в Америку евреи в основном происходили из районов, где они жили
в рамках кагальной организации. Вряд ли эта организация полностью
сохранилась при переселении за океан. Но, с другой стороны, трудно
себе представить, чтобы выкованная веками существования в этой системе
традиция полностью исчезла. Действительно, в Америке возникает ряд
еврейских организаций — например, в 1906 создается Американский
Еврейский Комитет, руководителем которого был Яков Шиф, владелец
одного из крупнейших американских банков «Кун, Леб и Ко». Большое
число еврейских иммигрантов было объединено в организации, называемые
«орденами». Что из себя представляли эти организации, не вполне
ясно. Они строились из «лож» и «капитулов», что напоминает масонскую
организацию. Но иногда утверждается, что сходство было чисто внешним
— возможно, что здесь проявилась какая-то другая традиция. В «Еврейской
Энциклопедии» приводятся следующие данные об этих орденах:
Орден
Год основания
Число членов на 1907 г.
Число лож
Брит
Абрагам
(независимый)
887
104796
446
Брит
Абрагам
1859
55957
331
Б’най
Б’рит
1843
21500
420
Сыны
Веньямина
1877
20336
150
Сыны
Иегуды
1890
19000
118
Агават
Израэль
1893
16963
132
Свободные
сыны Израиля
1849
10920
105
Впоследствии
наибольшим влиянием пользовался орден Б’най Б’рит. Он был основан
13 октября 1843 г. в Нью-Йорке несколькими еврейскими иммигрантами
из Германии. Сначала он назывался Бундес Брюдер, то есть Союз Братства,
немецкое название отражало происхождение основателей. Принятое позже
название Б’най Б’рит означает Союз Завета. В более поздней книге,
посвященной истории ордена, говорится:
«Поскольку
евреи, родившиеся в Соединенных Штатах, становились слишком
американизированными и недостаточно еврейскими, еврейская община
оказалась неспособной их интегрировать. Это и привело, в конце
концов, к созданию Б’най Б’рита. Поскольку американская еврейская
община оказалась неспособной решить встающую задачу, немецкая
еврейская община создала необходимые структуры, заменив централизацию
кагала и синагоги, существовавшую до того среди евреев Нью-Йорка».
ЛИТЕРАТУРА:
Graetz
H. Geschichte der Juden, Bd. II.
Bartels
А. Цит. в Гл. 6.
Heinrich
Heine. Werke. Dresden, 1906.
Heines
letzte Gedichte und Gedanken, herausgegeben von Strodtmann, 1869.
Berne
L. Berliner Briefe, 1927.
Berne
L. Briefwechsel mil Henrietta Herz, 1905.
Steig
R. Heinrich von Kleists Berliner Kampfe, Berlin, 1901.
Meister
A. Die Presse als Machtmittel Judas. Vunchen 1930.
Treitschke.
Deutsche Geschichte im 19. Jahrhundert. 3 Teil. Leipzig, 1889.
Ebeling
W. Zur Geschichte und Literatur. Berli, 1867.
Sombart
W. Die Juden und das Wirtschaftsleben. Цит. В Гл. 6.
Lebenserinnerungen
und Denkwurdigkeiten von Herrn Freiherrn v. Eckardstein. Bd. II.
Leipzig, 1921.
Frank
W. Nationalismus und Demokratie in Frankreich der dritten Republik.
Hamburg. 1933.
Герцль.
Т. Еврейское государство. Спб.,1896.
«Еврейская
энциклопедия». Т. III, статьи «Антисемитизм», «Ассимиляция», «Ахад-Гаам
(Гинцберг)». Т. XIV, «Сионизм»
Антисемитизм
// Еврейская Энциклопедия.
Ахад-Гаам
(Гинцберг) // Еврейская Энциклопедия. Т. III
Сионизм
// Еврейская Энциклопедия. Т. XIV.
Антисемитизм
// Краткая Еврейская Энциклопедия. Т. I.
Dash
Moore Deborah. B’nai B’rith and the challenge of ethnic leadership.
N. J. 1981.
ГЛАВА
9
Роль в развитии социалистического движения
Антагонизм
капитализма и социализма столь подчёркнут, демонстративен, что невольно
внушает сомнение: не маскирует ли он внутреннее единство? Не есть
ли это два пути, ведущие к одной цели: создание индустриального
общества или «технологической цивилизации»? По крайней мере, сточки
зрения интересующего нас вопроса оба эти явления очень схожи: если,
согласно Зомбарту, евреи сыграли значительную роль в создании капиталистического
варианта современного индустриального общества, то их роль в создании
идеологии социализма и организации социалистического движения бросается
в глаза каждому.
В
области идеологии капитализм и социализм проявились впервые как
раз не в виде антагонистов. Наоборот, первое социалистическое учение,
возникшее в XIX веке, вполне можно оценить и как радикальный вариант
идеологии капитализма. И в то же время в его развитии очень значительную
роль сыграл и евреи. Речь идёт о сенсимонизме.
В
сен-симонизме идеология создающегося общества развитого капитализма
и социалистическая идеология ещё не разделились, еще не стали выступать
как две противоположные друг другу тенденции, так что в нём их часто
трудно и различить. Основу составляет ощущение того, что наступила
какая-то новая, совсем необыкновенная эпоха: «Индустриальный век».
На первый план выступает проблема организации. Организаторы общества,
особенно его экономики, должны стать истинными лидерами государства,
им должна быть подчинена жизнь.
«Неопределённая
и метафизическая» идея свободы противоположна развитию цивилизации
и планомерной организации общества. Общество-это настоящая машина,
оно должно быть построено рационалистически, на основе научного
плана. Вся жизнь должна быть перестроена так, чтобы служить одной
цели-увеличению эффективности экономики. Для этого надо создать
и подходящую религию, «также, как в нормальной школе учат строить
мосты или дороги».
Надо
добиться такого же совершенства в управлении психологией масс, с
каким математика решает геометрические задачи. И собственности надо
придать ту форму, которая будет более благоприятствовать развитию
централизованного, управляемого государством, хозяйства (это собственно
и есть единственный элемент учения Сен-Симона, который делает его
«предшественником научного социализма»). Уже позже, ученики Сен-Симона
распространили эту идею и на семью.
Сен-симонизм
— это было первое течение в Европе, в котором политический мессианизм,
мечта о приходе «нового века» соединился с сильным еврейским влиянием.
Сам Сен-Симон отождествлял будущую победу своего учения с еврейским
«Царством Мессии», тем переворотом, который предсказывал Ветхий
Завет и которого дожидались евреи.
Среди
последователей Сен-Симона евреи играли выдающуюся роль. Он пользовался
финансовой поддержкой нескольких еврейских финансистов. Среди ближайших
его сотрудников евреями были финансист Олинд Родригес и его младший
брат Евгений, Эмиль и Исаак Перейра, д’Эйхталь, поэт Леон Галеви,
Моис Реноде, Фелисьен Давид. Ходил дажеанекдото дельце на парижской
бирже, который на совет для успеха своего дела обзавестись партнёром-евреем
(интересный штрих для характеристики тогдашних финансовых кругов!)
ответил: «Но у меня есть два сен-симониста»! Даже столь часто потом
возникавшее в правых кругах обвинение, что социализм есть еврейский
заговор с целью разрушения христианского общества, было, по-видимому,
впервые высказано в связи с сен-симонизмом (в произведении «Безбожная
комедия» польского поэта Красиньского).
После
смерти Сен-Симона еврейское влияние среди его последователей стало
ещё сильнее. Сен-симонисты (даже не евреи) посещали парижскую синагогу.
Родригес писал, что его встреча с Сен-Симоном сделала возможным
синтез иудаизма и христианства. На похоронах Сен-Симона он сказал:
«В будущем Моисей будет создателем культа, Иисус Христос — догмы,
а Сен-Симон — религии, папой». В своих мессианских исканиях сен-симонисты
пришли к убеждению, что должен родиться Мессия, мать которого должна
быть еврейкой. Они опубликовали воззвание «К еврейским женщинам»,
в котором говорилось: «Ваша раса — политическая и экономическая
связь человечества». Для поисков матери нового Мессии некоторые
из них отправились даже на Ближний Восток. Мессию, правда, они не
нашли, но разработали план постройки Суэцкого канала, позже осуществленный.
Поразительно,
что в сен-симонизме можно найти истоки как идеологии финансового
капитализма, так и социализма. Часть его учеников стала вождями
революционного движения во Франции, а часть — создателями банков,
железных дорог (и не только во Франции). Но все они произошли из
среды профессиональных ученых и инженеров, сложившейся в Париже
вокруг Политехнической и Нормальной школ. Потом Базар, Бюше, Серкле
стали руководителями тайны хобществ, профессиональными революционерами.
Анфантен стал организатором строительства железной дороги Париж-Лион,
братья Перейра — железнодорожного строительства в Австрии, Швейцарии,
Испании и России, Тальбо — в Италии. Причем в качестве инженеров
привлекались и другие сен-симонисты. Ими же был основан ряд крупнейших
французских банков. Вообще, основоположники социализма XIX в. много
одел ал и для капиталистического развития Европы, для придания ему
характера «финансового капитализма». Например, в Германии видную
роль в этом направлении играли Г. Мевиссен и А. Оппенгейм, находившиеся
под влиянием Сен-Симона.
А
с другой стороны, в сочинениях Сен-Симона впервые появляются такие
понятия, как буржуазия, пролетариат, классовая борьба, организация
труда.
Но,
конечно, истинный свой размах социалистическое движение приобрело
в Германии. У истоков его находится загадочная фигура Мозеса (или
Морица) Гесса. Этот вышедший из ортодоксальной еврейской среды самоучка
внешне производит впечатление неудачника: он не только не создал
своей группы или партии, но не нашёл даже хоть сколько-нибудь значительного
числа последователей. И тем не менее, его влияние на первые шаги
социалистического движения в Германии громадно, ему принадлежит
ряд концепций, которые потом легли в основу сложившейся социалистической
идеологии, хотя те, кто вдохновились его идеями (прежде всего, Маркс
и Энгельс), старались представить его как полукомическую фигуру,
не заслуживающую серьёзного отношения.
Гессу
принадлежит мысль, что будущее Европы будет определяться союзом
Германии как носительницы гегельянской философии, Франции — революционного
социализма и Англии — новой политической экономии (ср. «три источника
марксизма»). Уже в 30-х годах XIX века он высказал мысль, что вся
жизнь определяется индустриальным развитием, которое ведёт к прогрессирующему
обнищанию трудящихся и «социальной катастрофе. Он развил идею отчуждения
труда в форме денег, ему принадлежит критика прав человека как прав
буржуазных. Критикуя Вейтлинга, он доказывал, что социализм не может
осуществляться лишь как протест против материальных лишений, что
он должен основываться на логике мысли, науке. Наконец, ему принадлежит
взгляд, что реализацией в жизни Фейербаховского атеизма является
коммунизм. Именно он открыл Бакунину мир этих новых коммунистических
концепций. Маркс пришёл к этим взглядам на несколько лет позже,
и ввиду близкого знакомства с Гессом — невероятно, чтобы не без
его влияния. Бакунин писал (письмо Гильому от III.1869 г.):
«Мориц
Гесс такой же образованный, как и Маркс, но более практичный
(?) и в известном смысле создавший последнего».
Об
Энгельсе Гесс писал:
«Он
покинул меня сверхревностным коммунистом. Так я сею опустошение».
(Письмо
Ауэрбаху от 19.VI.1843).
Но
загадочно в Гессе то, что одновременно он был убеждённым сионистом,
неутомимым пропагандистом еврейских национальных идей. И поразительно,
что это не было результатом кризиса, смены взглядов; нет, это происходило
именно одновременно, и в течение всей его жизни.
В
первом своём произведении «Священная история человеческого рода»
Гесс писал:
«Этот
народ (евреи) был изначально призван, чтобы завоевать мир не
так, как языческий Рим, силой своей мышцы, но через внутреннюю
возвышенность своего духа. Он сам странствовал, как дух, по
завоёванному им миру, и его враги не могли его уничтожить, ибо
дух неуловим. Этот дух уже пронизал мир, уже чувствуется тоска
по укладу, достойному древней Матери. Он появится, этот новый
уклад, старый Закон вновь явится в просветлённом виде».
Он
— его главным врагом. Еврейство, говорит он, — это нация, а не религия.
Гесс предсказывает, что даже после создания еврейского национального
государства большинство евреев Запада останутся на своих местах,
а переселятся туда, в основном, евреи из «восточных варварских стран».
В более поздней книге «Рим и Иерусалим» Гесс говорит:
«Прежде
всего расовая борьба, борьба классов второстепенна».
Он
писал:
«Всякий,
кто отрицает еврейский национализм — не только отступник, изменник
в религиозном смысле, но и предатель своего народа и своей семьи.
Если окажется, что эмансипация евреев не совместима с еврейский
национализмом, то еврей должен пожертвовать эмансипацией. Каждый
еврей должен быть прежде всего еврейским патриотом».
И
в то же время он участвовал в работе I Интернационала, выступал
за интернациональную солидарность рабочих и классовую борьбу и даже
критиковал Эрфуртскую программу немецкой социал-демократии за то,
что в ней присутствует национальный душок.
Наконец,
в статье «О сущности денег» Гесс высказывает и ещё более сложную
мысль:
«Евреи,
которые в естественной истории мира должны были выполнить функцию
превращения человека в дикого животного, исполнили это как профессиональную
работу».
Ту
форму, в которой социалистическое движение в Германии сыграло свою
всемирно-историческую роль, оно приобрело в руках двух деятелей:
Маркса (настоящее имя которого была даже не Карл, а Мардохей) и
Лассаля. Оба они были под сильным влиянием английского экономиста
еврейского происхождения Рикардо — не социалиста, но создавшего
основоположную для ряда социалистических течений «трудовую теорию
стоимости». Маркс и Лассаль враждовали, и в переписке Маркс любил
называть Лассаля «жидком», а Лассаль, по-видимому, имея в виду Маркса,
говаривал, что евреев надо держать подальше от социал-демократии.
Но в юности Лассаль был ярым еврейским националистом, он мечтал
встать во главе своего народа и повести его к освобождению «пролитием
христианской крови», а такие чувства нелегко изживаются.
А
вот как характеризовал Маркса и его окружение Бакунин (в рукописи
«Мои отношения с Марксом»):
«Сам
еврей, он имеет вокруг себя, как в Лондоне, так и во Франции,
но особенно в Германии, целую кучу жидкое, более или менее интеллигентных,
интригующих, подвижных и спекулянтов, как все евреи, повсюду,
торговых или банковских агентов, беллетристов, политиканов,
газетных корреспондентов всех направлений и оттенков, — одним
словом литературных маклеров и, вместе с тем, биржевых маклеров,
стоящих одной ногой в банковском мире, другой в социалистическом
движении и усевшихся на немецкой ежедневной прессе — они захватили
в свои руки все газеты, и вы можете себе представить, какая
из всего этого получается мерзкая литература. Так вот, весь
этот еврейский мир, образующий эксплуататорскую секту, народ-кровопийцу,
тощего прожорливого паразита, тесно и дружно организованного
не только поверх всех государственных границ, но и поверх всех
различий в политических учреждениях, — этот еврейский мир ныне
большей частью служит, с одной стороны, Марксу, с другой — Ротшильду.
Я убеждён, что, с одной стороны, Ротшильды ценят заслуги Маркса,
а с другой — Маркс чувствует инстинктивное влечение и глубокое
уважение к Ротшильдам».
Конечно,
это отзыв врага и человека до крайности пристрастного. Неожиданным
образом, более объективную информацию о национальных чувствах Маркса
можно почерпнуть из воспоминаний князя Хлодвига Гогенлое. Он рассказывает
о беседе с известным французским журналистом Максимом Дю Кам:
«Между
прочим мы заговорили о евреях и он сказал, что познакомился
с Марксом и последний будто бы высказал ему мысль, что Интернационал
и его партия не признают отдельных народностей, а только человечество.
Дю Кам ответил, что хотя патриотизм вещь второстепенная, однако,
возведённый в принцип, он не мало способствовал совершению важных
дел. Маркс страстно возразил на это: «Как вы хотите, чтобы мы
были патриотами, когда со времён Тита у нас нет отечества!».
Дю
Кам вынес впечатление, что это и есть причина возникновения
Интернационала, обязанного своим возникновением евреям».
Так
или иначе, наследство своё Маркс и Лассаль оставили почти исключительно
евреям. Мы встречаемся ещё с одной загадочной фигурой: Пауль (Пинхус)
Зингер, еврейский миллионер (зингеровские швейные машины ещё долго
после революции были в большинстве семей у нас в стране), в то же
время как меценат социал-демократии открывал партийные съезды и
представлял партию в Рейхстаге, а кроме того, был главой еврейской
религиозной общины.
Первое
социалистическое немецкое рабочее объединение «Рабочее братство»
организовал в 1848 г. Буттермильх (взяв имя Стефан Борн). Уже позже
Лассаль организовал «Немецкий рабочий союз», председателем которого
после его смерти стал Зингер. Первую социал-демократическую газету
на немецком языке начал издавать еврей Карл Хохбер. Центральным
органом социал-демократии стал «Форвертс», которым по очереди руководили
Бернштейн, К. Либкнехт (его отец — известный революционер В. Либкнехт
был немцем, а мать — дочерью биржевого спекулянта из Польши Парадиза)
и Курт Эйснер. Во время I мировой войны в немецкой социал-демократии
произошёл раскол, после чего редактором стал австрийский еврей Штампфер,
потом его заменил Куттнер. Так же обстояло дело и с другими органами
немецкой социал-демократии. Так, Каутский редактировал «Ди Цукунфт»
и «Ди Нейе Цейт». «Ди социалистише монатсхефте» финансировал мультимиллионер
Ароне, а редактировал Блох.
В
области теории ситуация была аналогичной. Когда марксизм ревизовал
Бернштейн, то возражал ему Каутский. О роли евреев в руководстве
немецкой социал-демократией говорится в книге В. Зомбарта «Пролетарский
социализм». Он приводит такие имена из числа руководящих: Зингер,
Остадтхаген, Шёнбанк, Ароне, Парвус (Гельфанд), Р. Люксембург, Каутский,
Гаазе, К. Либкнехт, Бронштейн, Браун, Франк, Вурм, К. Цеткин, Гильфердинг,
Леви, Кон... Аналогичную картину рисует Робер Михэльс в книге «Социология
партий», называя примерно те же имена. Он добавляет, что и во главе
местных организаций стояли почти исключительно евреи. В цитированной
выше книге Зомбарт пишет:
«Во
главе социал-демократии в Австрии стояли и стоят, по-видимому,
одни евреи».
Михельс
же приводит имена евреев, входивших в руководство ютрийской социал-демократии:
Виктор Адлер, Элленбоген, Аустерлиц, Фритц Адлер, Отто Бауер, Макс
Адлер, Гертц, Тереза Шленгнер и многие другие. Видный деятель международного
социал-демократического движения Гендрикде Манвсвоих воспоминаниях
говорит по поводу положения социал-демократической партии Австро-Венгрии:
«При
всём уважении, которое отдавал и выдающимся способностям и качествам
«отца партии» Виктора Адлера, ему ставили в упрёк склонность
замещать близкие к нему посты предпочтительно евреями.
Случай
Виктора Адлера был не единственным в своём роде; в ещё более
абсолютной форме то же имело место и в связи сего сыном Фридрихом,
который между 1933 и 1940 г. в качестве секретаря II Интернационала
под конец был окружен исключительно еврейскими функционерами.
Ещё худшие последствия имела, по моему мнению, неудачная политика
подбора кадров Леона Блюма для руководимой им французской социалистической
партии и имеет и по сей день».
Согласно
Зомбарту, среди руководящих деятелей периода Парижской Коммуны,
евреями были: Леон Франкель, Симон Майер, Дакоста, Исидора де Франсуа,
Гастон Кремье.
В
Америке основателем социалистической партии в 1877 г. был Даниэль
де Леон. В 1905 г., кода Американская Федерация труда разделилась
на правую и левую фракции, во главе первой встал Самуил Гомперс,
второй — Фостер.
В
Англии в руководство Фабиановского социалистического общества входили
также Леонард Вульф и Гарольд Ласки.
Михельс
пишет, что организационный конгресс французской «Парти Увриер» в
1879 г. был Еозможен исключительно благодаря денежной помощи Кремье.
Издание «Юманите» в 1904 г. было осуществлено благодаря финансовому
вкладу еврейских банкиров. Среди наиболее влиятельных евреев-вождей
французской социалистической партии он выделяет Мильерана (но, кажется,
он происходит от смешанного брака) и уже встречавшегося нам Леона
Блюма. Согласно тому же автору, положение в других странах не было
существенно отличным. В США среди руководителей социалистической
партии евреями были Xилквист, Симоне, Уотерман; в Голландии — Анри
Поляк, Вайнкуп, Медельс; в Италии — Лузатти, Тревес, Модильяни,
Ламброзо. Михельс говорит:
«Во
многих странах, например, России, Румынии и особенно в Польше
и Венгрии руководство партий было почти без исключения в руках
евреев, что было видно с первого взгляда на международных конгрессах».
Автор
уверяет, что так же обстояло дело и среди анархистов. Важно отметить,
что Михельс — социалист, даже лишившийся кафедры за свои социалистические
выступления. В высказываниях по поводу евреев он очень осторожен,
мягок. Например, он поздравляет немецкую социал-демократию с тем,
что она сумела победить опасность антисемитизма, главным представителем
которого в ней был Дюринг (когда и появился «анти-Дюринг»). Тем
не менее, он не может удержаться от наблюдения:
«Общая
черта приспособляемости и духовной подвижности еврейства не
может объяснить интенсивность количественного и качественного
влияния евреев в рабочем движении».
И
вот оказалось, что в XX веке, веке революционных потрясений, руководство
революционных партий состояло, в большинстве своем из евреев.
Прежде
всего возникает вопрос: может быть, евреи, участвовавшие в социалистическом
движении, были интернационалистами и атеистами, порвавшими со своими
национальными корнями и их влияние на это движение никакие отражало
их еврейского происхождения? По крайней мере во многих случаях можно
установить, что дело обстояло не так: даже в этой работе мы встречали
примеры ведущих деятелей социалистического движения, которые в то
же время явно были национально-мыслящими евреями. Ярчайшим примером
является Мозес Гесс. Нам меньше известно в этом отношении о Марксе
и Лассале, но существуют прямые свидетельства о каких-то национальных
элементах в их мировоззрении. Кремье сначала создал «Всемирный Израильский
Союз», а потом помогал организовать французскую рабочую партию.
Бернштейн был одним из вождей немецкой социал-демократии, а к концу
жизни переселился в Палестину. Один из основателей российской партии
социалистов-революционеров и редактор ее органа «Русский рабочий»,
Хаим Житловский был в тоже время автором брошюры «Еврей к евреям»,
в которой призывал еврея вернуться к своему народу. Каутский, в
его полемике с Троцким в книге «От демократии к государственному
рабству», в качестве одной из самых страшных опасностей, проистекающих
из красного террора, пугал «погромами против евреев и большевиков»
(евреев на первом месте!).
Таких
примеров можно привести много, но они только оправдывают постановку
основного вопроса: каков же был характер еврейского влияния на развитие
социалистического движения? — но никак не помогают ответить на него.
Бросается в глаза, что евреи, мало связанные традицией и происхождением
с окружающей жизнью, легче становились проповедниками ее разрушения.
Она не внушала им любви, им её не было жаль, и они легче приходили
к убеждению, что она не годна ни на что, кроме полного уничтожения.
К этому примешивались часто и воспоминания о прежних обидах и унижениях,
а иногда и прямая ненависть, апеллировавшая к ещё не преодоленному
неравноправию. Таким образом, евреи радикализировали и революционизировали
социалистическое движение.
Многие
наблюдатели отмечали и более глубокую связь между еврейскими религиозными
представлениями и идеологией социализма. Вера в грандиозный исторический
и космический переворот который разрушит старый, несправедливый
мир, вера в избавителя-Мессию, призванного вернуть «избранному народу»
принадлежащее ему главенство в мире и установить новый, совершенный
порядок, при котором найдут разрешение все мучащие человечество
вопросы — все это очень близко духу учения о грядущей мировой революции,
победе пролетариата и новом строе, в котором найдут разрешение противоречия
человеческого общества и даже противоречия человека и природы. И
мы видим, что, например, последователи Сен-Симона действительно
осуществили некий синтез еврейского мессианизма и социализма. В
ряде интересных работ русский философ и богослов С. Булгаков прослеживает
центральную роль идеологии еврейского мессианизма в марксизме. Он
пишет, например:
«В
этом смысле современный социализм представляет собой возрождение
мессианских учений, и К. Маркс вместе с Лассалем суть новейшего
покроя апокалиптики, провозвещающие мессианское царство».
Булгаков
находит аналогии между литературой так называемой «иудейской апокалиптики»
и «научным социализмом». Они обе исходят из некоторой общей картины
исторического процесса. Обычно апокалиптические произведения описываю
туже произошедшие события, но приписывается это какому-нибудь древнему
автору (Адаму, Еноху, Баруху...) и излагается как пророчество. Но
частично в них содержится и предсказание будущего в обычном смысле.
Эта литература опирается, по мнению Булгакова, на очень абстрактную
концепцию, согласно которой история детерминирована и ее закономерности
доступны человеческому пониманию. Хотя и выражается это при помощи
необычного для нас языка: символов мифологических зверей, эпох,
мистики чисел. Но этот путь дает возможность предвидеть будущее,
которое рисуется в виде грандиозной катастрофы, гибели врагов Израиля,
избиения великих мира сего и т.д. Но завершится воцарением в Иерусалиме
Мессии и эрой всеобщего материального процветания. Булгаков сопоставляет
картину борьбы исторических сил, символизируемых апокалиптическими
зверями и детерминированной смены эпох с идеологией «законов истории»
и исторического прогресса, а грядущую катастрофу — с социалистической
революцией. Царство Мессии соответствует наступлению социалистического
или коммунистического строя. И действительно, такие предсказания,
как
«И
будет земля в 10000 раз давать плод свои, и на одной виноградной
лозе будет 1000 ветвей, и на каждой ветви 1000 кистей, а каждая
кисть будет приносить 1000 ягод, а каждая ягода даст кору вина»,
—
дышит
тем же духом, что предсказание Троцкого (в статье «Литература и
революция»), что в будущем коммунистическом обществе «средний человеческий
уровень поднимется до уровня Аристотеля, Гете и Маркса».
Эти
наблюдения находят подтверждение с неожиданной стороны. А. Ландауэр,
бывший в 1919 г. одним из руководителей восстания в Мюнхене, до
того проповедовал именно эту концепцию, что социалистический переворот
воплотит в жизнь идеи еврейской веры в Мессию.
Но
очевидны и возражения против слишком прямолинейного проведения подобных
взглядов. Ведь не только еврейские последователи Сен-Симона, но
и он сам чувствовал и провозглашал связь своего учения с еврейским
мессианизмом. А Сен-Симон не только не был евреем, но происходил
из древнего аристократического рода. Как и в случае с «высокоразвитым
капитализмом» евреи играли громадную роль в создании социалистического
движения, но наряду сними были и очень влиятельные не-евреи, как
Энгельс и Плеханов.
ЛИТЕРАТУРА:
Talmon
J.L. Political Messianism, The Romantic Phase. London, 1960.
Hayek
F.A. The Counter-Revolution of Science. Glenkoe, Illinois, 1952.
Hess
Moses. Philosophische und sozialistische Schriften. Berlin, 1961.
Hess.
M. Judische Schriften. Hrsg. T. Zlotisti. Berlin. 1905.
Cornu
August. Moses Hess et la gauche hegelienne. Paris, 1934.
Лассаль
Ф. Дневники. Петроград, 1919.
Sombart
W. Der Proletarische Sozialismus. Jena, 1924.
Michels
Robert. Zur Soziologie des Parteiwesens. 1925.
Man
Hendrick de. Gegen den Strom. Stuttgart, 1953.
Premantie
Anne. This little band of prophets. New-York, 1960.
Россия
и евреи. Берлин, 1923 (переиздан: Париж, 1978).
Стеклов
Ю. Михаил Александрович Бакунин. М.-Л., 1927. Т, III.
Сен-Симон.
Собрание сочинений. Спб., 1912.
Булгаков
С. Апокалиптика и социализм // «Два града». М., 1911.
Зиновьев
Г. История Российской Коммунистической Партии (большевиков). Л.,
1924.
Социализм
// Еврейская Энциклопедия . T.XIII, статья «Социализм». Житловский
//